Эд Макбейн - Обычная работа

Письмо и в самом деле было написано на фирменной почтовой бумаге жалкого клоповника под гордым названием "Отель Эддисон", расположенного примерно в двух кварталах от театра на Тринадцатой улице, где работала Мэрси Хоуэлл. В конверте был один-единственный листок. Карелла развернул его. Текст написанный карандашом был краток:

ОДЕНЬТЕ ВАШУ ОДЕЖДУ, МИСС! АНГЕЛ МЕСТИ.

Лампа, мигнув, погасла, и комната погрузилась во мрак.

Сначала не было слышно никаких звуков, кроме прерывистого дыхания Адели Горман. Но потом постепенно, почти незаметно, будто сквозь полосу влажного тумана где-то на безлюдном берегу, стали доноситься приглушенные голоса, а в комнате как-то сразу стало холодно. Голоса эти походили на гомон толпы, уже долгое время спорящей и, казалось, уставшей от спора. Голоса то приближались, то удалялись, но были неразборчивы, потому что спор этот велся на каком-то странном языке с множеством носовых и шипящих звуков. К этому примешивался также шум все усиливающегося ветра. Казалось, будто внезапно распахнулась запретная дверь, а за ней сгрудилась толпа призраков, ведущая этот бесконечный и непонятный спор. Господи, до чего холодно стало в комнате! Голоса нарастали, становились отчетливей, несомые все тем же пронизывающим ветром, они звучали громче, приближались и, наконец, заполнили всю комнату, как бы вырвавшись внезапно из какой-то мрачной и холодной бездны. И тут из общего хора этих невидимых мертвецов выделились два таких же загробных голоса. Они принесли с собой новый порыв пронизывающего до костей холода потустороннего мира. Сначала послышался шепот мужского голоса, который с каким-то странным, явно иностранным акцентом произнес единственное слово: "Ральф!" К нему тут же присоединился женский голос, который с тем же странным акцентом прошептал: "Адель!" И еще раз - "Ральф! Ральф!", "Адель!"... Голоса эти каким-то образом накладывались друг на друга, звучали они требовательно, сердито, становились все громче и наконец слились в мучительный стон, который будто уносило вдаль холодным ветром.

Глаза Мейера так и не успели освоится с темнотой. Ему стало казаться, что он действительно видит какие-то призраки, носящиеся вокруг него, особенно, когда звук нарастал. Едва различимые контуры мебели начали принимать расплывчатые очертания, когда мужской голос грозил, а женский молил о чем-то. Потом неясный гомон толпы усилился, он становился все ближе, все настойчивей, как бы требуя возвращения в свой круг тех, кто на какой-то момент вырвался на свободу из разверзшейся бездны небытия. Шум ветра усилился, смешал и заглушил эти голоса, а потом, удаляясь, унес их с собой.

Лампа вновь засветилась тусклым мерцающим светом. В комнате явно потеплело, но Мейер продолжал сидеть на своем месте, весь залитый холодным потом.

- Ну, теперь-то вы поверили наконец? - спросила Адель Горман.

Детектив Боб О'Брайен, выйдя из мужского туалета, направился было по коридору, когда заметил женщину, сидевшую на скамье у входа в дежурное помещение. Первым его желанием было снова вернуться в туалет, но было уже поздно - она тоже заметила его, и деваться было некуда.

- Хэлло, мистер О'Брайен, - поприветствовала она его и неловко привстала, как бы не решив окончательно, следует ли ей встать или лучше продолжать беседу сидя, что вполне допустимо для настоящей леди.

На часах в дежурке было две минуты четвертого, но женщина была одета так, будто собралась на вечернюю прогулку в парке - коричневые брюки, прогулочные туфли на низком каблуке, широкое бежевое пальто и шарф на голове. На вид ей было лет пятьдесят и если бы не чересчур длинный нос, лицо ее могло быть довольно милым в молодости. Решив, как видно, не разыгрывать из себя светскую даму, она все-таки поднялась со скамьи и теперь пыталась приноровить свой шаг к стремительной походке рослого О'Брайена. Так они и вошли в дежурную комнату.

- Немного поздновато для прогулок, не так ли, миссис Блэр? - спросил О'Брайен. По натуре это был добрый человек, но сейчас он говорил резким и недоброжелательным тоном.

Встречаясь с миссис Блэр, наверное, в семнадцатый раз за этот месяц, он успел уже порастерять неистребимое желание относиться с сочувствием к ее беде. Дело еще, честно говоря, состояло в том, что он был абсолютно бессилен оказать ей помощь, и эта беспомощность приводила его в раздражение.

- Вы видели ее? - спросила миссис Блэр.

- Нет, - ответил О'Брайен. - Весьма сожалею, миссис Блэр, но мне это не удалось.