Ольга Играева: Две дамы и король

Не доходя до своего президентского отсека, Губин свернул в один из многочисленных коридорных отростков, коими изобиловало это старое московское здание, бывшее когда-то, как утверждали предания, монастырской гостиницей. Перед началом работы он хотел навестить кое-кого. Остановившись перед нужной дверью, Губин обернулся к следовавшим за ним шоферу и телохранителю и махнул им рукой — мол, идите в приемную и ждите меня там.

Губин открыл дверь. Регина сидела за заваленным рукописями (как всегда!) столом и говорила по телефону — лицо сосредоточенное, вся там, в разговоре.

Подняла на него отсутствующий взгляд — непонятно, заметила, что он вошел, или нет.

— Вступление у вас затянуто. Пока вы подступитесь к главному, читатель успеет соскучиться и отвлечься. Если начало подсократить… — терпеливо уговаривала Регина своего собеседника. О, Губин попал на кульминацию драмы под названием «Редактор доносит до автора свое мнение о гениальном произведении». По выражению глаз Регины — слегка сумрачных, как бы отгораживающихся от собеседника, — Губин понял, что автор спорит, не согласен.

Есть такие авторы, которые сражаются за каждое свое слово, как за последний наличный доллар. Ему всегда казалось, что люди, настолько дорожащие своим «творчеством», по сути дела, ущербны. Все-таки отсутствие самоиронии — считайте, физический недостаток. Регина — он знал — думала так же и к упорному желанию авторов прекословить ей так и не притерпелась.

Губин постоял, размышляя — остаться или уйти, раз уж Регина занята. Но взглянул еще раз в ее сосредоточенные глаза — и не ушел. Бог знает почему, но именно этот напряженный взгляд, который появлялся у нее, когда она общалась по телефону с кем-нибудь неприятным, заводил его больше всего. Заводило, что она в такие моменты как бы не замечает его присутствия, что в пылу спора со своим телефонным оппонентом может, автоматически не фиксируясь на своих движениях, подтянуть чулок, высоко открыв бедро; или, откинувшись в кресле, заложить руку за голову — жесты, которые любой нормальный мужчина принимает за женский вызов. Но Губин знал, что она увлекается и проделывает все это безотчетно.

Когда же сообразит, что сделала, смутится и покраснеет.

Нравилось, что в эти минуты в глубине ее глаз горел огонек неповиновения и сопротивления. Огонек предназначался неуступчивому автору, но автор его не видел. Его видел Губин — и терял голову. Ему всегда в такие минуты хотелось сделать что-нибудь, чтобы заставить ее обратить на себя внимание.

Он положил ей руку на колено и слегка стиснул, так, чтобы она почувствовала. Ему хотелось, чтобы она перевела взгляд на его руку, чтобы взгляд беспомощно заметался, а внимание стало раздваиваться между ним и тем телефонным «самородком», чтобы она начала отвечать автору сбивчиво и невпопад. А он в это время завел бы свою пятерню ей за спину, стиснул строптивые лопатки, почувствовав ладонью застежку бюстгальтера, а губами сосчитал бы пульс на ее шее… Ну, вот и трубка выпала из руки на стол!

— Регина Евгеньевна! Регина Евгеньевна! Куда вы пропали? Вам плохо? — потерянно взывал «самородок» на другом конце провода.

«Дурак! — мстительно подумал Губин, будто ревновал к вопящему голосу. — Хорошо ей, хорошо…»

Кресло заскрипело.

— Губин, пустите, — смеялась и шептала Регина так, чтобы не услышал зануда автор. — Мне с автором надо договорить. Вы кресло опрокинете…

А голосок уже смазанный, наркотизированный…

Он разогнулся и отошел на два шага от стола. Регина, выгнувшись, поправила блузку на вороте и, снова подбирая трубку, показала ему одурманенным взглядом и эдак плавно рукой — идите, идите, я потом к вам загляну… Закрывая за собой дверь, он слышал, как она сказала: «Да, я здесь», явно стараясь совладать с неустойчивым голосом, придать ему прежнюю безапелляционную интонацию.

Она продолжала разговор, все еще в мыслях наполовину оставаясь в объятиях Губина, и никак не могла понять, как ей ко всему этому относиться. Вообще она не любила сильных нахрапистых мужчин, но Губин — это какой-то особый случай. Она не могла взять в толк, почему до сих пор не послала его подальше. Ничего еще меж ними не решено, ничего не определено, пока есть только его настойчивые ухаживания и ее замешательство…

Регина опустила глаза и увидела на коленке дыру, от которой вниз сползала петля. «Ну вот, порвал колготки…» Хорошо, что у нее в сейфе всегда лежит новая, нераспечатанная пара.