Ольга Играева: Как загасить звезду

Она выскользнула из двери, стараясь не только двигаться тихо, но даже не дышать. Петли не заскрипели, хотя она напряглась и съежилась, ожидая противного, режущего предрассветную тишину звука. Оставалось только молиться, чтобы придурки не проснулись. Потянув на себя дверную ручку, она напоследок замерла, вытянув шею в направлении оставшейся за спиной прихожей. Мощный разноголосый храп. Из-за приоткрытой двери тянуло премерзко — кислятиной, блевотиной, потом, несвежим телом…

Она двинулась по коридору к лифтам и вдруг поймала себя на том, что ползет крадучись на полусогнутых, хотя здесь, на лестничной площадке, смысла в такой предосторожности уже не было никакого. Наоборот — следовало бы мчаться со всех ног. Она уже изготовилась шмыгнуть на черную лестницу, но передумала — семнадцатый этаж, а она босиком, хотя и в колготках. Посмотрела вниз на свои необутые ноги. Без обуви было непривычно, она переминалась с ноги на ногу, тесно придвинув ступни одна к другой. Надо же так влипнуть! Но вытащить туфли из-под зада этого борова не было никакой возможности, да она и побоялась. Туфли, между прочим, в сто баксов влетели в бутике «ТИ джей коллекшн»… Жалко. Что тут, на хрен, жалеть, радуйся, что жива осталась!.. Откуда-то сзади раздался шорох, и она, вздрогнув всем телом, напряженно вслушалась, опасаясь услышать матерщину и неверные, гонящиеся за ней шаги. Она деловито завертела головой, прикидывая пути для отступления — за мусоропровод, на черную лестницу, а лучше в лифт, если вот прямо сейчас он подойдет. Если что — пожалеют… Она будет визжать, царапаться, кусаться и лягаться так, что вся округа проснется.

Она ждала лифта, но все ее внимание было там, у покинутой приоткрытой двери. Но шорох не повторился, кругом тишина, слышится только гул подъезжающего лифта. Она вступила в заплеванный лифт, соображая, как ей идти по улице босиком и не привлечь внимания. Проверила сумочку — слава богу, деньги есть! Хоть деньги у них успела взять наперед. А то, называется, сходила за хлебушком… Позавчера было. Или третьего дня? Нет, кажется, позавчера. Снял ее на шоссе мальчик — такой пристойный, интеллигентный. Все было тип-топ, вежливо, красивая работа — ах, у меня день рождения, мне так одиноко, а вы такая трепетная… Между прочим, так и сказал — «трепетная». Ну, разве не интеллигентный? А на квартире откуда ни возьмись еще двое появились — один тот самый боров, который теперь заснул, навалившись задом на ее стобаксовые босоножки.

И все — спеклась. Три дня ее из квартиры не выпускали, нелюди, водку в глотку лили, и пикнуть было невозможно, чуть что — сразу пощечина, ну и трахали когда хотели, то поочередно, а то все вместе так, что на ней места живого уже не было. Вот влипла так влипла, идиотка! Нашли себе секс-рабыню. Она достала пудреницу, открыла и посмотрелась в зеркальце — под глазом лиловел фингал. Попытки припудрить его ни к чему хорошему не привели — казалось, синяк от этих манипуляций только разросся и принял театральный фиолетово-розоватый оттенок. А, плевать, до свадьбы заживет… Главное, вырваться удалось. Придурки перепились и обкурились вусмерть.

Босиком — это ерунда. Теперь — добежать до дороги и взять такси или попутку. Внизу тоже было тихо — консьержка спала в своей будке, входная дверь для верности подперта палкой. Она осторожно, стараясь не шуметь, убрала палку… Остановилась на крыльце. Темно, но ночная темнота уже на глазах переходила в предрассветные сумерки — сначала серые, тоскливые, которые потом будут все больше наполняться солнечным светом и белизной. Небо было ровным, темно-синим, беззвездным, чистым. В самом центре низко, прямо перед глазами, висело огромное круглое облако, подсвечиваемое снизу растущей ослепительной, режущей своим сиянием глаз луной. Нижний край облака был свинцовым, и потому оно казалось огромным, придавившим воздух валуном, зависшим над землей.

Беззвучие. Только шуршание шин, доносящееся из-за дома — там проходит дорога. Она решила не выходить на тротуар, а шмыгнуть сразу влево, пробираться вдоль стены дома, по зеленому газончику, под балконами. Береженого бог бережет. Если кто-нибудь из придурков заметит ее отсутствие и вздумает выглянуть с балкона, то фиг он ее засечет, не увидит, как она пробирается вдоль кустов, пусть хоть высунется по пояс… А идти без туфель не так уж и зябко. Слава богу, лето, подумала она. И в следующую секунду уже летела головой в кусты, носом в землю, вытянув вперед растопыренные руки. Ладони заскользили по траве, пузо пробороздило кочку, а коленки ударились о кромку асфальта.