Стив Берри - Язык небес

— Добро пожаловать, господин Малоун, — спокойно произнесла незнакомка. — Я ждала вас.

Мэриленд

12.15

В доме никого не было. Соседний лес был безлюден, но ветер продолжал шептать его имя.

Рэмси.

Адмирал остановился.

Это был не совсем голос — скорее шум, разносимый зимним ветром. Он вошел в дом через открытую заднюю дверь и теперь стоял в просторной гостиной, уставленной мебелью, накрытой грязной коричневой тканью. Окна на дальней стене открывали вид на широкий луг. В доме никого не могло быть. И тогда Лэнгфорд постарался убедить себя, что все это лишь игра воображения.

Лэнгфорд Рэмси.

Был ли это действительно голос или просто его мозг среагировал на всю эту жуткую обстановку?

Адмирал Лэнгфорд Рэмси уехал один со встречи с киванцами. И он был в штатском. Его работа в качестве руководителя военно-морской разведки требовала более тривиальной внешности, и именно поэтому он обычно избегал официальной формы и пользоваться услугами служебного водителя, предложенного правительством. Снаружи на холодной земле не было следов; ничто не указывало на то, что кто-то недавно здесь был. Колючая проволока давно проржавела. Дом, если его можно было так назвать, был практически полностью разрушен, окна разбиты, в крыше зияли дыры, их даже не пытались ремонтировать. И хотя в XIX веке это была элегантная усадьба, сейчас от былой роскоши не осталось ни следа.

Ветер продолжал свою бесконечную работу. Метеосводки показывали, что снежные тучи наконец-то накрыли восток. Рэмси посмотрел на деревянный пол, стараясь увидеть следы, но на нем были только отпечатки его ботинок.

Где-то в глубине что-то упало и покатилось. Разбился стакан? Лязгнул металл? Сложно сказать.

Адмирал расстегнул пуговицы пальто, достал автоматический «вальтер» и подкрался с левой стороны. Коридор перед ним терялся в глубоких тенях, и Рэмси невольно содрогнулся. Нужно было пройти этот коридор до конца.

Звук возник снова. Скребущий. Справа от него. Еще один звук. Металл по металлу. В задней части дома. По-видимому, в доме все же был кто-то еще.

Оказавшись в главном зале, Рэмси решил, что более решительные действия дадут ему необходимое преимущество, особенно если они — кем бы те ни были — продолжат действовать ему на нервы непонятным скрежетанием.

Он вздохнул, приготовил пистолет и ворвался в кухню.

В десяти футах, вольготно расположившись на одном из столов, на него смотрела собака. Это был большой пес, скорее всего, обыкновенная дворняга — большая голова, округлые уши, рыжая шерсть со светлыми подпалинами.

Пес зарычал. Показались острые клыки, и Рэмси подумал, что он может прыгнуть на него в любой момент.

И тут из холла донесся громкий лай. Две собаки?

Первая спрыгнула со стола и выскочила наружу через дверь кухни. Адмирал бросился назад, в холл, и как раз тогда, когда он достиг цели, другая собака впрыгнула через разбитое окно.

Он выдохнул.

Рэмси.

Казалось, будто ветер сам превратился в голос и заговорил. Шепотом.

А было ли это?

Адмирал приказал себе игнорировать все эти нелепости и вышел в коридор, проходя мимо вздувшихся обоев и упакованной мебели. Старое пианино было раскрыто. Картины отливали призрачным светом, просачивающимся через оберточную бумагу. Рэмси считал, что разбирается в искусстве. Он остановился, чтобы рассмотреть их поближе. Рисунки времен Гражданской войны, выполненные сепией. Один изображал Монтичелло, другой — Маунт-Вернон.

В столовой он остановился и попытался представить, как было здесь два столетия назад. Званый обед, бифштексы и теплый пирог. Возможно, виски с содовой подавали уже позже, в гостиной. Наверное, играли в бридж, пока камин наполнял комнату теплом и ароматом эвкалипта. Естественно, предки Рэмси находились снаружи, замерзая в жалких домишках рабов.

Адмирал посмотрел вдоль длинного коридора, комната в конце заставила его идти вперед. Он опять бросил взгляд на пол, но и здесь только пыль покрывала доски.

Он остановился в конце коридора, не заходя в комнату.

Еще один вид бесплодного луга неясно вырисовывался через грязное окно. Вся мебель, за исключением стола, была накрыта упаковочной бумагой. Старая потрескавшаяся столешница из эбенового дерева была густо покрыта серо-голубой пылью. Оленьи рога цеплялись за стены темно-серого цвета, а коричневые простыни закрывали то, что при ближайшем рассмотрении оказалось книжными шкафами. Пыль легко кружилась в воздухе.