Андрей Анисимов - Добрый убийца

Проскурина взглянула на свою ладонь и побледнела.

— Что с тобой, дорогуша? — спросил Тулевич, заметив, как его бледная супруга осторожно кладет на стол сверкающую вещицу.

— Это его брошка, — прошептала Проскурина и лишилась чувств. Тулевич подхватил жену и вопросительно посмотрел на учителя.

— Боже упаси, я этого не ставил, — сказал Барсов, поняв взгляд ученика. — Дай ей воды.

Не видишь, малышке плохо.

Сидевшие в зале решили, что молодожены и метр разыгрывают очередную шутку, и громко зааплодировали. Тулевич побрызгал лицо Проскуриной водой из бутылки с нарзаном, и она открыла глаза.

— Кто это был? — спросила Проскурина шепотом.

— Не знаю, — так же шепотом ответил Тулевич.

Нателла немного пришла в себя, взяла со стола брошку, повертела ее в руках и убрала в сумку. Свадьба заканчивалась. Пора было готовить зал к вечернему спектаклю. Сегодняшний «Бал Сатаны» играли для инвалидов, и опаздывать с началом было неэтично. Когда Кастровский с чемоданчиком вошел в гримерную к Проскуриной, у примадонны началась истерика. Возвращение к Нателле брошки покойного Руслана Ходжаева подействовало на актрису удручающе.

Дмитрий Николаевич Лозинский, сделавший операцию Наде Ерожиной, советовал Петру Григорьевичу еще пару дней подержать жену в больнице:

— Мы за ней немного приглядим. Пока все нормально, но у молодых женщин, прошедших через это первый раз, случаются осложнения.

Когда вы ее заберете домой, то постарайтесь найти способ вывести ее из стресса. Она очень подавлена.

— Вы можете перевести ее в отдельную палату? — спросил подполковник.

— Можем. У нас есть коммерческое отделение. Но ваша супруга этого не хочет, — ответил гинеколог. — Сейчас она к вам сама выйдет.

Петр Григорьевич устроился в кресле и стал, не отрываясь смотреть на дверь. При виде жены, бледной, похудевшей, в несуразном больничном халате, у Ерожина сжалось сердце.

— Петя, у меня теперь, возможно, вообще не будет детей. Ты меня прогонишь? — не здороваясь, спросила Надя тихим голосом.

Петр долго клялся, что по-прежнему любит и обожает жену. И что, наоборот, теперь она ему еще дороже. Рассказал, как они обнимались с Алексеем и перевернули автобус. Старался ее развеселить и ободрить. В конце концов Надя улыбнулась, но ее огромные темные глаза продолжали тосковать. В отдельную палату она переходить не хотела, потому что соседки опекали ее и рассказывали о себе. Надя наслушалась такого, о чем раньше и думать не могла. Ерожин оставил для супруги мешок деликатесов и покатил на фирму к Аксенову.

Иван Вячеславович играл с Петровичем в шахматы. У него еще не закончился перерыв, и он перед очередными переговорами хотел расслабиться.

— Уделите мне десять минут, — попросил Ерожин.

— Сдаюсь. Ты, Петрович, выиграл, — сказал Аксенов старому водителю и пригласил зятя в кабинет.

— Я нашел отца Нади, — сообщил Ерожин и увидел, что лицо хозяина кабинета вытягивается. — Я не спятил. Я нашел настоящего ее отца. Нам надо договориться, как с этим жить, — сказал подполковник.

Наконец Аксенов понял:

— Хоть мужик нормальный?

— Классный мужик, — улыбнулся Ерожин. — Вы подружитесь.

— Что же делать. Жизнь — странная штука, — вздохнул Аксенов. Он давно привык к мысли, что Надя не родная дочка, но сердцем этого не воспринимал. А тут — другой отец.

— Девочка очень удручена случившимся.

Я вас прошу: сделайте вид, что для вас это не очень большая, а главное, не слишком горькая неожиданность.

— У твоего сына два папочки, пусть и у Надюхи будет два. Знакомь, даже любопытно, — согласился Аксенов после некоторого раздумья.

— Алексей не москвич. Он живет в Самаре. Приедет — познакомлю. Кстати, у него крупная строительная фирма. Может быть, еще дела вместе закрутите?

Оставив Аксенова переваривать новость, Ерожин сел в машину и покатил в Гнездниковгский к Кроткину.

Сева беседовал через переводчика с китайцами, и Ерожину пришлось ждать. Петр Григорьевич сел в кресло рядом с секретарем Рудиком и подумал: «Какое счастье, что мне больше не надо изображать директора фонда».

Время, когда он замещал болезного Севу, Ерожин вспоминал с ужасом.

— Я на секунду, — успокоил он Кроткина, когда тот проводил гостей и полез в свой холодильник.

— Я тебя рад видеть, Петр. Откушай со мной лососинки. Вчера финны приволокли.

Хороша, — сообщил Сева, выкладывая на стол увесистый сверток в пергаменте.

— Спасибо, ел, — отказался Ерожин. — Слышал, что, пока я сидел в Новгороде, вы для меня квартирку побольше подыскали. У меня деньги есть. Хочу выкупить.