Андрей Анисимов - Добрый убийца

— Надя! — вздрогнула Елена Николаевна, заметив дочку. — Наденька! — Повторила она уже громко, вскочила и бросилась к дочери:

— Милая моя, родная, как я за тебя рада! — твердила мать, прижав Надю к себе.

Крики за столом смолкли. Все смотрели на Надю, словно видели ее впервые. Аксенов встал, поднял дочь и, словно ребенка, закружил по комнате. Николай Грыжин крикнул:

«Ура Надьке!» За столом его поддержали. Сева ловко выкатил со стула свою тушку, вырвал Надю из рук тестя и понес к столу.

— Ты что, Севка? Тебе после операции тяжести поднимать нельзя, — забеспокоилась Вера.

— Тоже мне тяжесть, — усмехнулся Кроткин.

— Карлсон, Вера права. Тебе рано изображать Голиафа, — согласилась с сестрой Люба.

Сева поставил Надю на пол и, обиженно посапывая, вернулся на свое место. Надю обступили и начали поздравлять. Каждый хотел до нее дотронуться и сказать что-нибудь хорошее.

— Что тут происходит? — растерянно спросила виновница торжества, наконец оказавшись за столом.

— Тут, Надька, спорят отцы, дети и бабушки, — пояснил молчавший все это время Николай Грыжин.

— О чем спорят? — не поняла Надя.

— О жизни.., твоей и твоего мужа. — Николай хотел что-то добавить, но опять запел его мобильный телефон.

— Грыжин слушает. Да, запрашивал. Вчера цены держались по тридцать два доллара за баррель. Хорошо, шлите факс.

Вера Никитина сегодня могла выспаться.

Она смену отработала, и теперь ей предстояло набраться сил. Водить трамвай вовсе не легкое дело. На работу приходится выходить ночью. В пять утра появляются первые пассажиры и надо выводить вагон на линию. Поэтому, услышав звонок в дверь, Вера взглянула на часы, по-мужски выругалась и, набросив халат, босиком вышла в прихожую.

Хотела спросить, кого там черти несут, но сдержалась и спросила:

— Кто там?

— Почта. Вам телеграмма, — ответил ломающийся мальчишеский голос.

Вера открыла дверь и увидела подростка с большой почтовой сумкой через плечо.

— Вы Вера Михайловна Никитина? — поинтересовался почтальон и, получив утвердительный кивок заспанной неприветливой женщины, подал ей бланк.

Вера расписалась и захлопнула перед носом мальчугана дверь. Бросив телеграмму на комод, она снова залезла в кровать и накрылась с головой одеялом. Но сон пропал. Стала думать: от кого могло бы прийти послание? Вспомнила про одинокую мать в деревне.

«Не случилось ли чего с мамой»? — кольнула сердце тревожная мысль. Женщина вскочила, взяла бланк и зажгла лампу. На улице давно рассвело, но свет в полуподвальную квартирку Дровяного переулка просачивался с трудом. Еще летом косые лучи низкого питерского солнца сюда пробивались, а зимой стоял полумрак.

Вера читала текст и ничего не могла понять.

Подпись на телеграмме, как она и предполагала, оказалась материнская. Но текст походил на розыгрыш.

«Дочь, я выхожу замуж. Бери Валю и приезжай». Дальше следовали дата и подпись.

Вера повертела бланк в руках, снова перечитала и, усевшись на кровать, стала думать, кто бы мог над ней подшутить. Число в телеграмме стояло сегодняшнее. Вера быстро оделась и, не завтракая и не умываясь, побежала на почту. Там долго изучали бланк, сверяли со своими бумагами и сообщили, что телеграмма подлинная, приняли ее из Бронзовицкого почтового отделения. Село Бронзовицы и впрямь было ближайшим от Крестов населенным пунктом, где имелась почта.

Вера набрала в магазине консервов, вернулась домой и стала собираться в дорогу. Кроме своих вещей, она собрала Валину сумку, чтобы та, придя из школы, не тратила время на сборы. После страшного романа дочери с Кадковым, о котором Вера узнала уже после того, как Эдик оказался в тюремной больнице, они между собой почти не разговаривали. Нет, о своем романе с богатым бизнесменом дочь поведала матери сразу. Вера только не знала, что этот богатый бизнесмен ее сводный брат.

В купленной Эдиком квартире Валя не жила, она даже боялась туда заглянуть. Валя продолжала ходить в последний класс, а после школы из квартирки в Дровяном переулке не отлучалась. Они с матерью молча вместе ужинали, когда трамвайные смены Веры позволяли ей бывать вечерами дома. Вера тряслась каждый день, боясь, что Валю посадят.

Она запретила дочери надевать злополучную лисью шубу — подарок бандита — и другие, купленные им вещи. Валя не спорила. Шли дни, а Валю никто арестовывать не приходил.

Веру однажды вызвали и сняли свидетельские показания. Она призналась, что знает о своем родстве с Кадковым, но дел с ним никогда не имела и даже в зрелом возрасте не встречалась. А видела его в детстве, когда мама работала у Кадковых в доме.