Алексей Биргер: Чеки серии 'Д' (Седой и 'Три ботфорта' - 2)

Юркина мама пожала плечами.

- Да отдай ты их, в коллекцию!.. Ведь когда ещё ты пойдешь теперь в "Березку"? А продавать их... Правда, Лариса спрашивала у меня, не будет ли у нас чеков на продажу, но ей нужно не шесть рублей, а около двух сотен, на зимнюю шубу. Отдавать ей эти шесть рублей - все равно, что мертвому припарки. Хотя, конечно, с миру по нитке - бедному кафтан...

Лариса, насколько могли понять друзья, была одной из подруг Юркиной мамы.

Юркин отец колебался ещё несколько секунд.

- Ладно, держи! - решил он и протянул сыну оставшиеся бумажки.

Надо понимать, он слишком устал и был измучен, и, к тому же, не мог взирать на чеки без легкого отвращения - отвращения не из-за того, что пришлось отстоять колоссальную очередь и убиваться с ящиками, а из-за того, что государство в очередной раз "кинуло", лишив права пользоваться кровно заработанным. Иначе бы, конечно, он не дал валюту - во всяком случае, действующий эквивалент валюты - на руки четырнадцатилетнему пацану, будь он хоть девяносто девять раз уверен в благоразумии своего сына.

Но сложилось так, что Юрка получил эти шесть инвалютных рублей тридцать инвалютных копеек в чеках серии "Д" и, доев оладьи, удалился с друзьями в свою комнату.

- Дай поглядеть! - попросил Димка Батюшков.

Димка - кто помнит предыдущие рассказы моего отца - знал про доллары и чеки только то, что они существуют и, похоже, считал их чем-то вроде фантастических зверей из кино. Он был из довольно бедной семьи, и жили они в одноэтажном деревянном домике на несколько квартир - последнем домике, уцелевшем среди семи - и двенадцатиэтажных домов. Когда-то такие домики составляли основной пейзаж московской рабочей окраины... Которую, правда, ко времени описываемых событий и "окраиной" нельзя было называть, район считался почти центром, настолько разрослась Москва. Правда, в его житье-бытье были и свои преимущества: квартира Батюшковых (одна из четырех на дом), хоть и лишенная многих современных удобств, была намного больше стандартных квартир в многоэтажках, и, кроме того, у неё имелся отдельных вход, как и у других трех квартир. Поэтому, во-первых, у Димки была отдельная комната - даже получше, чем у Леньки или Юрки, во-вторых, его никто не тревожил и в гости к нему можно было ходить, не беспокоя соседей... А, и, в-третьих, конечно, замечательным было то, что Димка всегда мог смыться через окно, если ему хотелось исчезнуть совсем тайно. Вот насчет того, чтобы "не тревожить" и "не беспокоить соседей" Димку особенно устраивало. Дело в том, что он обожал химию и физику, был яростным экспериментатором, и его комната была переоборудована в настоящую лабораторию, а стеллажи занимали коробки с электро - и радиодеталями, химические реактивы и отличная библиотека по технике и точным наукам. Один раз Димка чуть не вылетел из школы, когда снял какой-то важный вентиль с системы отопления - он решил, что как раз такой вентиль ему необходим для опытов с чем-то вроде самодельной мини-барокамеры, где можно было создавать повышенное и пониженное давление воздуха - а уж дома, естественно, он вообще разворачивался вовсю. Та же барокамера у него в итоге рванула, когда он переборщил с нагнетанием давления, у него взрывались пробирки и реторты, где он пробовал, действительно ли такие-то и такие-то вещества реагируют именно так, а не иначе, раза два полыхнули провода в электроустройствах, а один раз короткое замыкание вышло такой силы, что чуть счетчик не полетел. Но тут все ограничивалось нагоняями от отца, и Димка с глубокой тоской думал, что будет, когда им выдадут ордер на вселение в квартиру в многоэтажке, где каждый неудачный опыт способен обернуться жалобами нижних соседей, явлением милиции и уничтожением и конфискацией всей его лаборатории - если вообще в такой квартире найдется место для его лаборатории...

Забегая чуть вперед, можно сказать, что Димкина жизнь сложилась потом самым неожиданным образом, и он сам забросил свою лабораторию. Вот только умение починить любой прибор и любой аппарат навеки осталось при нем. Когда он был в седьмом классе, то нарвался на каких-то теток, которые рыскали по школе и заставляли всех петь. Услышав его голос, они пришли в восторг и заявили, что у него замечательные данные! Оказывается, они подбирали новых ребят в большой детский хор всесоюзного радио, и у Димки оказался такой вокальный талант, что буквально после двух-трех месяцев репетиций, на которые его обязали ездить после школы, он стал одним из запевал хора. Они и на сценах выступали, в Большом Кремлевском дворце и ещё много где. Самым сложным было приводить Димку в порядок перед каждым выступлением. Худой, чернявый, нескладный, он вечно ходил перемазанный чернилами, школьный пиджак и брюки тоже были перепачканы невесть чем, и висели на нем косо и нескладно. Как говорили руководители хора: "На Батюшкова надо надевать белую рубашку и чистые брюки даже не за пять минут до выхода на сцену, а за секунду до выхода, иначе он успеет перемазаться так, что всех нас покроет позором." Что ж, это и впрямь было в Димкином характере, таким он уродился. Ему все прощалось за его фантастический голос. А когда домик Батюшковых окончательно обрекли на снос, то, по письму от руководства радио и телевидения и по письмам других людей (кажется,, даже Моисеев свое письмо дал), что "этому юному таланту, который может составить гордость своей родины СССР, нужны условия для шлифовки способностей, и, в частности, отдельная изолированная комната для ежедневных занятий вокалом", его семье отвалили такую квартиру, что закачаешься! К десятому классу, правда, он и сам наловчился каким-то образом одеваться чисто и аккуратно, а через несколько лет стал просто пижоном ходить, тщательно следя за своей внешностью. Можно сказать, качели качнулись в другую сторону.