Фридрих Незнанский - Принцип домино

Драка, которая вдруг вспыхнула под вечер на Биби-ревском рынке между торгующими там азербайджанцами и местными бандитами, закончилась так же быстро, как и началась. Примчавшаяся милиция увидела только спины разбегающихся, перевернутые лотки и палатки, поломанные столики и стулья возле кафе и среди них два трупа в лужах крови. Оперативники сразу узнали среди убитых азербайджанца, верховодившего в своем землячестве, и русского — бывшего криминального авторитета Колюню.

В спине Колюни торчал нож, который врачи «скорой» вытащили не без труда, под хруст его ребер.

— Вот сволочи, что делают… — вполголоса сказал один врач другому. — Не только ударил, но еще провернул пару раз, смотри, смотри, как искромсал все…

Свидетели, все те же азербайджанцы, гудевшие, как растревоженные осы, видели, как Колюня зарезал их земляка. А вот кто ударил ножом самого Колюню, они, конечно, не видели.

Через несколько часов после случившегося Реваз сел в машину Вадима, поджидавшего его возле Петровского парка, недалеко от стадиона «Динамо».

— Какая-то у тебя сегодня машина чудная… — Реваз опустился на сиденье рядом. — «Шестерка», старая… Ты же только иномарки признаешь?

— Стукнул свою БМВ вчера, пришлось у соседа попросить… Ну так что? — спросил Вадим. — Чем порадуешь?

— Сейчас увидишь… Телевизор захватил, как договаривались?

— Вот, все на месте… — Вадим достал из сумки портативный телевизор фирмы «Саньо». — Включать?

— Включай, дорогой. — Реваз взглянул на часы. — Скоро тебе все за меня и расскажут, и покажут.

Увидев на экране галдящую толпу азербайджанцев на Бибиревском рынке и окровавленный труп Колюни на земле, Вадим присвистнул от восхищения, качнув головой:

— Вот это да!.. Так это ты его ножом? — спросил он негромко.

— Ты ж говорил про него — непревзойденный пером махать! — ответил Реваз. — И что почерк мне поменять надо! Вот я и поменял.

— А как ты там оказался? — не переставал удивляться Вадим. — Да еще в разгар драки?

— Ай, слушай… Какой разгар? — поморщился Реваз. — Секрет фирмы. Неужели сам не понимаешь? Я сам этот твой разгар-базар организовал. Там на меня этот Аликпер попер, ну, что рядом лежит… — Он ткнул пальцем в труп азербайджанца. — А я его до этого задирать стал, и тут Колюня, смотрящий, к нам подошел, типа порядок наводить. Ну, слово за слово, членом по столу, сам знаешь, как бывает… Толпа набежала, Колюня его пырнул, потом на меня, но я в суматохе тоже не растерялся.

— Тебя там видели?

— Конечно, видели, дорогой! — воскликнул Реваз. — Азеры видели. Только кто ментам скажет, если я на их глазах за земляка отомстил?

— Потише, — сказал Вадим, оглядываясь. — Я не глухой. — Он завел мотор. — Народу видишь сколько. Сегодня футбол. «Спартак» с кем-то. Давай отъедем, что ли.

Они объехали стадион, остановились в небольшом тупике.

— Классная работа! — не переставал восхищаться Вадим. — Просто слов нет. Я только одного не понял. Зачем тебе возле Олега нужно было светиться? Ну сделал ты свое дело, иди отдыхай, готовься к завтрашнему трудовому дню. Так нет, обязательно было нужно, чтобы по телевидению тебя там показали…

— Посмотреть хотелось… — признался Реваз. — Жалко его стало. Я только на минуту подошел, глянул: мучается, нет? Хороший мужик был. Не жадный.

— Это ты на что намекаешь?

— Я, Вадик, всегда прямо говорю… Вот когда я эту женщину Лилю в Питере замочил, Олежка потом очень за нее переживал. Его первая любовь. Я уж постарался, чтоб он тоже не мучился, как он за нее просил.

— Ну да, другой бы и не почесался… — согласился

Вадим. — Только ты с твоей чувствительной душой способен на такое сострадание… А как ты хоть оказался у Олега в машине? Или тоже секрет фирмы?

— Вопросы у тебя сегодня какие-то странные, — качнул головой Реваз. — Забыл уже? Ты ж мне сам говорил, к какому часу его вызвали в прокуратуру. Правильно? А времени в обрез. Ну, приехал я к его редакции. Он выходит, меня увидал — сколько зим, сколько лет, то-се… Ты, спрашивает, ко мне? — Реваз тяжело вздохнул. — К тебе, отвечаю. К кому ж еще… Потолковать бы надо, душу отвести. Некогда мне сейчас, говорит. Или, мол, ладно, садись, по дороге все расскажешь.

— И ты ему исповедался, — кивнул Вадим. — Рассказал, как убивал в Питере его первую любовь? Прежде чем его самого.

— Олежка, смотрю, совсем расклеился, жизнь ему стала немила, ну, в общем, «Макарова» я выбросил в первый же мусорный контейнер, во дворе, между пакетов его засунул. Пусть теперь ищут.