Фридрих Незнанский: Честный акционер

В кабинете руководителя аппарата Правительства было довольно душно. Хозяин кабинета, глянув на начальника Следственного управления Генпрокуратуры Казанского, человека дородного и чопорного, слегка отпустил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу.

— Николай Николаевич, трудное дело, — величаво пробасил Казанский, — однако…

— Подождите, — остановил его Русак. — В этом деле я полагаюсь, прежде всего, на ваш профессионализм.

Перед ним не было ни одного штатского, только генеральские мундиры.

«К чему этот парад?» — подумал Русак. Впрочем, к ним, в Правительство, эти люди в ином виде и не ходят.

— Вы должны понимать, — продолжил Николай Николаевич, — как много поставлено на карту и как много зависит от нас с вами. Судьба страны… — Русак выдержал паузу, прикидывая, не слишком ли пафосно звучат его слова, но затем решил: не слишком, особый случай, сойдет. — Да, господа генералы, судьба страны зависит от нас с вами! С этой мыслью вы должны вести дело Храбровицкого. И довести его до логического завершения… Владимир Михайлович, — обратился Русак к Казанскому. — Теперь я вас слушаю.

Один из трех генералов, ведущих дело олигарха Михаила Храбровицкого, неспешно пожевав губами, откликнулся:

— Да, но… — Неоконченная фраза повисла в воздухе. — Все правильно, Николай Николаевич, но… — и замолк.

Русак не терпел невразумительного молчания.

— Что — но? — Русак нахмурился.

Казанский пожал плечами:

— Мы живем не в вакууме. Пресса пристально следит за каждым нашим шагом.

— Владимир Михайлович прав, — поддержал его генерал-лейтенант внутренней службы Анатолий Григорьевич Краснов. — Это черт знает что творится! Настоящая вакханалия! Для этих борзописцев ничего святого не осталось. У нас в МВД говорят, что…

— Мы живем в демократической стране, — с мягким упреком произнес Русак. — И должны уважительно относиться к свободе слова.

— Я ведь не призываю ставить их к стенке, — с улыбкой заметил Краснов. — Но приструнить распоясавшихся лгунов не мешало бы.

— Слава богу, только приструнить, — улыбнулся Русак. — А то ведь вы у нас человек горячий, это всем известно.

— Анатолий Григорьевич у нас настоящий огонь! — с усмешкой подтвердил третий из присутствующих в кабинете генералов, Александр Сергеевич Самойлов, начальник одного из управлений центрального аппарата ФСБ, человек ироничный и насмешливый. — Ему бы с Храбровицким на дуэль выйти. Разом бы прихлопнул этого типа.

— Да, было бы неплохо, — согласился Русак. Он заложил руки за спину и задумчиво походил по кабинету. — Особо ретивых борзописцев мы прикроем. Не сразу, конечно, а постепенно. — Он остановился и задумчиво посмотрел в окно. — А в том, что с вакханалией нужно кончать, я с вами полностью солидарен. Вот мы и начнем с самого верха.

В глазах генералов появилось некоторое недоумение. Они переглянулись. Русак посмотрел на них и поспешно уточнил:

— Я имел в виду Храбровицкого и других олигархов.

Генералы облегченно вздохнули. Русак понял, что именно их напрягло, и не смог удержаться от улыбки.

— В общем и целом мы с вами все обсудили, — сказал он. — Еще раз прошу: не тяните с этим делом. Чем дольше тянется расследование, тем больше пересудов оно вызывает.

— Пересуды будут всегда, — заметил Казанский.

— Да, но когда суд вынесет правильное решение, все пересуды превратятся в пустую болтовню, — резонно ответил ему на это Русак. Затем он улыбнулся, смягчая улыбкой строгий тон своей последней фразы, развел руками и добавил: — Ну что ж, товарищи генералы, если вопросов нет, не смею вас больше задерживать.

Генералы встали с кресел, по очереди пожали Русаку руку и — один за другим — вышли из кабинета.

Черная «Волга» с форсированным двигателем и тонированными стеклами плавно скользила по вечерней московской улице. Слева и справа проносились неоновые вывески ресторанов и бутиков, чередуясь с ярко-освещенными рекламными щитами, призывающими водителей получить райское наслаждение от шоколадок, сотовых телефонов, электрочайников, пива и прочих незаменимых в раю вещей.

Генерал Краснов некоторое время смотрел в окно, затем повернулся к коллегам, вздохнул и сказал:

— Вот так вот глянешь вокруг — и диву даешься, как изменилась улица за какие-нибудь десять — пятнадцать лет.