Фридрих Незнанский - Честный акционер

— На завтра? Отгул? — Меркулов подумал и покрутил седовласой головой. — Нет. Но так и быть, можешь приехать на работу на час позже.

— Фашист, — сказал Турецкий и наполнил рюмки.

Время подходило к десяти часам вечера…

На следующее утро Александр Борисович проснулся с головной болью. А проснулся от телефонного звонка. Протянул руку к телефону, но увидел на тумбочке стакан воды и сперва взял его. Глотая воду, снял трубку:

— Ну.

— Александр Борисович? Это Истомин.

Турецкий чуть не захлебнулся от неожиданности.

Вытер мокрый рот ладонью и ответил максимально бравым голосом:

— Да, Игорь Михайлович, я вас слушаю!

— Константин Дмитриевич сказал мне, что вы готовите дело к сдаче. И что решили с утра поработать дома.

— Так и есть, — немедленно подтвердил Турецкий, радуясь находчивости Меркулова.

— Александр Борисович, не могли бы вы подъехать ко мне?

— Хорошо. Когда?

— Прямо сейчас.

— Да, Игорь Михайлович. Непременно! То есть безусловно. То есть…

— Ну так я вас жду. И постарайтесь побыстрее.

Генпрокурор положил трубку.

— Е-мое! — сказал Турецкий и сделал то же самое.

К тому моменту, когда Александр Борисович переступил порог кабинета генпрокурора, его щеки были выбриты, волосы причесаны, рубашка блистала белизной, и даже галстук был повязан ровно и красиво. Одному Богу было известно, какого неимоверного напряжения стоило Турецкому привести себя в порядок в столь короткие сроки.

Истомин был в кабинете не один. У окна, спиной к столу, стоял высокий и худой, как жердь, человек в темном костюме.

Истомин окинул Турецкого оценивающим взглядом, но придраться в благоухающей одеколоном внешности «важняка» было не к чему. Казалось, это обстоятельство рассердило генерального. Он гневно нахмурил брови.

— Садитесь! — сказал Истомин, обменявшись с Турецким приветствием.

Турецкий сел за массивный стол и изобразил на своем вежливом лице готовность внимать каждому слову генпрокурора.

— Вот, Эмиль Викторович, познакомьтесь, это и есть Турецкий.

Долговязый человек отвернулся от окна и соизволил взглянуть на Турецкого.

— Борисов, начальник администрации президента, — сухо представился он.

Турецкий привстал и с легким поклоном ответил:

— Приятно познакомиться.

— Мне тоже, — отрезал Борисов.

— Итак, Александр Борисович, дело о взрыве машины, которым вы занимались последние недели, можно считать законченным?

— Так точно.

Истомин и Борисов переглянулись.

— Тут зашла речь о том, что было бы неплохо премировать вас и ваших людей, — с какой-то странной интонацией произнес Истомин. Однако лицо генпрокурора не предвещало не только премии, но даже самой хилой грамоты.

«Начинается», — с тоской подумал Александр Борисович.

— Молчите? — прищурился на него генпрокурор.

— Слушаю, — просто ответил Турецкий.

Тогда речь взял начальник администрации президента Борисов:

— Видите ли, в чем дело, Александр Борисович… Я бы не сказал, что расследование проведено на высшем профессиональном уровне.

— Все подозреваемые сидят в изоляторе, — сухо сказал Турецкий. — Им предъявлены обвинения. Доказательная база собрана. В самое ближайшее время дело будет передано в суд.

— Так-то он так, но… — Борисов чуть склонил голову набок и пристально посмотрел на «важняка» своими водянисто-блеклыми глазами. — Вы взяли только исполнителей. Но не смогли уличить главного преступника. И в результате организатор этой кровавой вакханалии отпущен на свободу.

— Организатор? — Александр Борисович поднял брови. — Сдается мне, Эмиль Викторович, что вы знаете об этом деле гораздо больше меня.

— Вот именно, Турецкий! — сердито заговорил генпрокурор. — Вы не справились с заданием!

— То есть не оправдал ваших надежд? — уточнил Александр Борисович.

Лицо Истомина побагровело.

— Турецкий, не хамите. Это не в ваших интересах. Вы упустили главного преступника! У вас не хватило профессионализма доказать вину организатора и заказчика этого террористического акта. Как верно заметил Эмиль Викторович, вы смогли взять лишь исполнителей. Но где же заказчик этого преступления?

Почему вы позволили этому мерзавцу обвести вас вокруг пальца?

— Вы говорите о Борисе Берлине? — невинно осведомился Турецкий.

— О нем! О ком же еще? Что же теперь, прикажете его отпустить? Выпустить в Израиль, куда он, по нашей информации, намылился? Причем выпустить вместе с коллекцией картин?