— Нет, подождите, а кто это вам заявил, что тех было только двое? Знаете, сколько там народу собралось? Целая толпа!
— Да что вы говорите? Ну давайте внесем в протокол это ваше показание... — сказал Турецкий, записывая. —
Нет, все-таки у меня остаются сомнения. Так и кажется, что никак не могло того быть. Или вы, Павел Петрович, забыли про собственные протоколы? Тогда давайте вспомним вместе. Валяйте выкладывайте.
И Затырин был вынужден подчиниться. Уже продуманная им комбинация с документами рушилась на ходу.
— Вот, — он не очень уверенно протянул через стол несколько исписанных листков. — Это заявления от пострадавших.
Турецкий взял, углубился в чтение. Читал он медленно, что-то помечая у себя в блокноте. Закончил с одним, занялся другим, потом третьим. Отложил все три в сторону.
— Это хорошо, что вы мне дали их почитать, Павел Петрович. Но я просил не эти. Мне нужны заявления Теребилина и Сороченко. А также их жен и пятерых свидетелей. Давайте, чего вы ждете? Этак мы никогда с вами не закончим.
Возникла пауза. Затырин молча и бесцельно перебирал бумаги в папке, но видно было, что делал это чисто формально, никаких других заявлений у него просто не было. И тогда Турецкий пришел ему на помощь:
— Может, забыли? Может, вы, Павел Петрович, давно уже передали их в прокуратуру для дальнейшего расследования и возбуждения уголовного дела по факту нападения и так далее? Или эти документы уже отправлены в область — по требованию областного прокурора? Вы вспомните.
— Ах ну да, конечно! — обрадовался подсказке подполковник. Он даже звонко шлепнул себя по лбу, коря за непростительную забывчивость. — Естественно, у меня тех заявлений и быть не может! Вы абсолютно правы, Александр Борисович! Уф-ф, ну просто гора с плеч, — искренне готов был покаяться он.
— Ну вот видите, — хмыкнул Турецкий, — все, оказывается, можно вспомнить, когда очень надо. Давайте запишем и это ваше показание... Но вы не огорчайтесь, мы с вами их искать сейчас и не будем, просто отмечаем их отсутствие у вас, указываем причину и... идем дальше. Видите ли, ко мне в Москву уже давно поступили копии всех этих материалов. Генерал как раз и захватит их с собой, когда приедет сюда, а вы потом вместе с ним и решите, что там законно, а что нет. Пустяки, пойдем дальше...
Таким иезуитским способом, не повышая голоса, не заставляя Затырина злиться, ибо и повода не было, Александр Борисович за час-полтора самым натуральным образом вынул из него душу.
Пришлось-таки Затырину рассказывать, как были задержаны «обидчики», как не совсем, мягко говоря, достойно вели себя в милиции с женщинами — одна беременная, другая — депутат, как затем среди ночи по звонку от помощника губернатора их пришлось выпустить и извиниться перед ними. Турецкий все старательно фиксировал на бумаге.
У подполковника голова шла кругом — все, оказывается, уже знал этот проклятый москвич! А прикидывался простачком! Но вопросы задавались, и на них надо было отвечать. Причем отвечать внятно, следя при этом, чтобы не проговориться случайно и не подставить себя.
Затырин вспотел от напряжения. А Турецкий пил пузырящуюся водичку из стакана, рассматривая ее на просвет, и нудным тоном утомленного человека продолжал задавать вопросы.
И понял в конце концов Павел Петрович, что ничего у него с обманом не получилось. Концы не сходились. Да и подсказка относительно местонахождения документов была тоже весьма условной, проверить ведь раз плюнуть. И что тогда? Ну а тогда можно будет, решил, видимо, он, снова «поднапрячь память» и неожиданно «вспомнить», что никуда он ничего не отсылал, а запер в дальний ящик стола — подальше с глаз. И что не собирался он вести никакого расследования по этим заявлениям. Да и не в его это интересах, не говоря уже о мэре и остальных. Но это если уж совсем край.
Одного он не мог учесть: на его красивом, благородном лице игра мыслей была слишком заметна опытному взгляду Турецкого. А тот не давил подполковника дальше, сделав значительный первый шаг.
— Ну а материалы, которые касаются следующей стычки милиции и населения, мы с вами, Павел Петрович, давайте обсудим и проработаем завтра. Я вижу, вы устали. Да и я как бы с дороги. Надо еще устроиться. Во сколько мы завтра встретимся? Лучше, думаю, прямо с утра, в десять. Только вы уж, пожалуйста, приготовьтесь, чтоб мне снова не пришлось вам подсказывать, где материалы искать, договорились?
Читать дальше