Алексей Биргер: Тайна взорванного монастыря

Кстати (это уже в третий раз я говорю "кстати", но все эти "кстати" мне кажутся вполне к месту, ведь я знакомлю вас с нашим островом, который вам надо бы хорошо представлять) в этом овраге даже в самые не грибные годы можно набрать целый урожай подосиновиков. Почему-то подосиновики очень этот овраг полюбили.

Все это я и припоминал, пока шел через поля и заснеженные перелески, а Топа носился вокруг меня туда и сюда. И ещё я размышлял, какой байкой порадует меня на этот раз смотритель маяка. В прошлый раз он впарил нам с Ванькой несколько фантастических историй - о том, в числе прочих, как однажды во время сильного половодья его дом (он, мол, жил тогда на самом берегу) просто унесло течением, и он две недели жил в своем доме как на корабле, причем дом не дал ни единой течи. И все свои россказни он снабжал такими правдоподобными деталями, что невозможно было не поверить. "С табачком-то у меня был порядок, - говорил он, - я как раз перед наводнением запасся в сельпо. А вот с продуктами вышла накладка. Ведь основные продукты были у меня в погребе, а дом, сами понимаете, оторвало от погреба, и люк в погреб мне пришлось срочно задраивать и конопатить. Этот люк был моим самым слабым местом, и я очень за него переживал, но обошлось. Единственно, чего у меня было в достатке - это пшенки. Кашу-то сварить я мог без проблем, воды вокруг было - бери не хочу, сами понимаете, да и керосина у меня стояло аж две трехлитровых бутыли, было, чем примус заправить, но после двух недель на сплошной пшенной каше я взвыл и долгое время на тушенку глядеть не мог. Впрочем, грех жаловаться, у меня бывали времена и похуже..."

Вот такой он был, наш Виссарион Северинович. На маяке всегда интересно побывать просто так, согласитесь, а уж когда у маяка такой смотритель, то тем более будешь бегать туда при каждом удобном случае. А мы с Топой уже приближались к маяку. Маяк возвышался стройным темным силуэтом посреди сверкающей на солнце белизны. Перед ним - поле, покрытое снегом, припорошенные снегом бугры и камни вдоль берега, там, где берег начинает круто спускаться вниз, а за маяком - огромные ледяные пространства, и лишь далеко-далеко, почти у горизонта, синеется тонкая полоска леса на другом берегу озера.

Топа остановился рядом со мной, навострил обрубки своих ушей (у кавказцев уши купируют, вы ведь знаете) и коротко тявкнул.

- Что там такое, Топа? - спросил я, прикладывая ладонь козырьком над глазами, чтобы не так слепили сверкающие на солнце снег и лед, и приглядываясь попристальней.

Топа вильнул хвостом, показывая, что рад моей догадливости, а я разглядел рядом с маяком "Буран" - такой же мощный, как у отца. Выходит, у смотрителя были гости.

- Кто это, Топа, ты знаешь? - осведомился я.

Топа, посмотрев на меня, опять завилял хвостом.

- Свои, да? - по поведению Топы, я понял, что "Севериныча", как чаще всего называли смотрителя маяка, навестил кто-то хорошо нам знакомый кто-то из тех людей, о которых Топа знал, что это - друзья, которых стоит приветствовать, а не кидаться на них. - Ладно, пойдем, посмотрим.

Мы подошли к маяку, Топа послушно присел у порога - он знал, что внутрь ему заходить нельзя, и приготовился охранять меня, пока я буду внутри - а я постучался, оповещая о своем приходе, и сразу вошел. У нас со смотрителем так было принято. Маяк был трехэтажный (точнее, трехъярусный или трехуровневый, потому что трудно было назвать этажами в полном смысле слова эти три высоких помещения, поставленных друг на друга и пронизанных насквозь винтовой лестницей), и смотритель жил на втором этаже, а на третьем находились все технические службы: пульт управления прожектором и так далее. Смотритель не очень любил бегать вверх и вниз, встречая гостей, поэтому, если дверь не была заперта, надо было просто заходить, лишь стукнув по двери посильнее, чтобы оповестить смотрителя о твоем приходе и чтобы смотритель успел приготовиться. Ну, то есть, проснуться и вскочить с кровати, если он задремал.

Я поднялся по винтовой лестнице, постучал в дверь жилого помещения и вошел. Там было жарко, как всегда: смотритель пользовался мощным электрообогревателем, наполовину самодельным (один местный умелец собрал ему этот обогреватель из спиралей от духовок двух или трех старых электроплит) и в холодное время держал его включенным дни напролет. За все электричество, потребляемое маяком, платило государство, и казенного электричества Севериныч не щадил.

Севериныч удобно устроился за столом, поближе к обогревателю и к электроплитке, на которой стоял горячий чайник. А напротив Севериныча сидел Миша... то есть, Михаил Дмитриевич, это мы называли его Мишей, потому что он был совсем молодой, и выглядел, при его невысоком росточке (хотя сложения он был и крепкого) вообще старшеклассником, а не начальником ФСБ нашего городка. Миша был выпускником, окончившим высшую школу ФСБ, или как там она называется, и работал у нас меньше года. Сперва его прислали к нам на три-четыре месяца, "в виде "преддипломной практики", как это называлось бы в гражданских терминах, - как объяснил он, - из-за нехватки кадров, понимаете..." - но, в итоге, он отработал месяцев девять, а недавно стало известно, что он и остается у нас, потому что управлялся он неплохо, а нехватка кадров, она никуда не девалась, и после того, как бывший начальник ушел на повышение в Вологду, более достойную кандидатуру, чем Миша, было трудно подобрать. Во всяком случае, я так это понимал. Он сразу, едва мы познакомились, сказал нам, чтобы мы называли его Мишей, и нам трудно было называть его иначе, хотя взрослые, естественно, обращались к нему уважительно, по имени и отчеству.