Фридрих Незнанский - Опасный пиар

— Не обольщайся, — хмыкнул Померанцев. — То ли еще будет.

Потом, когда они ехали с милиционерами на место убийства Игната Фомина, Померанцев несколько раз вспоминал совет Турецкого. Черт его знает, думал он, что-то в этом есть. Что и с чем в нашем случае можно объединить? Например, эта гильза от «Макарова», принадлежавшего Игнату Фомину, найденная возле крыльца дома убитой Анны Прошиной. В кого он там стрелял? И где эта пуля? Промахнулся? Говорят, после нахождения этой гильзы там каждую пылинку осмотрели и своими руками перебрали… Врут, поди, насчет каждой пылинки, но поди проверь.

И здесь, кстати, есть некая странность. Только наоборот. Нашли пулю из ТТ в теле убитого, того же Игната, а гильза-то где? И вроде есть что-то общее, есть. Хотя и не связано единством места и времени, как в хорошей пьесе.

Что связывает оба эти события? А то, что и там и там это старались скрыть. Зачем, почему скрывали гильзу возле дома Прошиной, потом пулю в теле убиенного Игната? Обычное разгильдяйство? Или хотелось быстрей отделаться, да и лень обломовская? И все это вместе с желанием побыстрее от нас отделаться. Так будет, пожалуй, вернее.

Когда подъехали к Ельнинскому лесу, Померанцев тронул плечо водителя «газика», в котором ехал.

— Я пройдусь пешком, — сказал он. — Поезжайте, только не быстро, помедленнее, чтоб я знал, в какую идти сторону. Далеко тут еще?

— Метров триста, — сказал водитель.

Через минуту он об этом пожалел. Надо было надеть резиновые сапоги. Грязь, местами непролазная. Лучше идти по высокой и мокрой траве и промокнуть там насквозь, чем чавкать и дальше по глине…

Он тоскливо посмотрел на небо. Дождик моросит и моросит… До сих пор думал, что такие мелкие и противные дожди могут быть только в Москве. А они по всей России. Вот откуда эта вселенская тоска, заглушить которую можно только водярой…

Так что мы там хотим увидеть, Валерий Александрович? Конкретно? А хотим мы там видеть место, где убили Игната Фомина… Правильно? Чтобы понять, что же там произошло. Несмотря на всю лапшу, которую собираются повесить нам на уши…

— Может, сядете? — спросил сидевший за рулем старший из омоновцев по фамилии Илюхин, крепко сбитый парень с медным лицом. Он приоткрыл дверцу, выглянув из машины. — Грязь смотрите какая.

— Пожалуй… — он догнал машину, тщательно вытер травой ботинки.

Ангина, кажется, обеспечена, подумал он. Надо бы попарить ноги, когда вернусь в гостиницу. Кстати, не забыть бы встретиться там с Игорем. Обещал сегодня вернуться из Красноземска, где население ломает себе голову, которого из своих бандитов посадить себе на шею на следующие четыре года.

— Вот это место, — сказал водитель, остановив машину.

Здесь уже стояли два «газика», из которых выбирались другие милиционеры, смурные, недовольные. Осокин с маской оскорбленной добродетели остался в машине.

— Итак, кто из вас будет Фоминым? — спросил Померанцев.

Они переглянулись. Никому не хотелось валяться на мокрой траве, изображая труп.

— Вот он. — Милиционеры в шутку вытолкнули самого молодого, одетого в брезентовую накидку.

— Он был при этом? — спросил Померанцев у Илюхина.

— Да нет вроде, — пожал тот плечами. — Слышь, Сереж, ты где был при прочесывании?

— В другом месте, — сказал Сережа. — Вон там, где ребята второго подстрелили. — И он махнул рукой в сторону лужайки, где был убит Леха.

— Это ничего. Он и в прошлый раз, при первом следственном эксперименте, тоже изображал Фомина, — сказал меднолицый Илюхин. — И все нормально прошло.

Наверно, уже легенды сложили насчет моего педантизма и занудливости, подумал Померанцев. А когда уеду, будут передавать из поколения в поколение.

— Ладно, — сказал он вслух. — Пусть будет Сережа. Вы бы тоже подошли сюда, — сказал он Осокину. — Вы же писали протокол? И здесь же схема расстановки действующих лиц — вашей рукой…

Он достал из папки и перелистал протокол следственного эксперимента

— Так, и кто из вас первый стрелял в преступника?

— Ты, Андрон, верно? — сказал Илюхин.

Он обернулся к угреватому, хмурому и долговязому парню. Тот молча кивнул и сплюнул окурок в траву. Похоже, не нравится ему этот театр, подумал Померанцев.

— Потом он… — Илюхин кивнул на другого, такого же матерого, как он сам, омоновца, только более кряжистого. — Ну потом я.

— Ладно, — кивнул Померанцев, — теперь вы встаньте, как тогда, по этой схеме… — Он провел пальцем по рисунку, приложенному к протоколу. — А Сереже еще раз покажите, где и как он при этом стоял. Все верно? — спросил он Осокина.