неизвестен Автор - Убийство в 'Долине царей'

- Не ожидал вас здесь встретить, - сказал я. - Что, в соседнем подъезде кто-то умер? Нужно снять мерку?

- Иди своей дорогой, - пробурчал он.

- Я всегда хожу своей дорогой, но почему-то на ней меня подкарауливают странные люди и бьют, недолго думая.

Он отвернулся.

- Так нечестно, Навыдов. Вы следили за мной, я вас "проколол" и теперь имею право задать несколько нескромных вопросов.

- Я за тобой не следил, я тут живу.

- Странно, мне казалось, что вы живете в Бирюлево. Так, по крайней мере, написано в вашем паспорте.

- Что тебе надо?

- Помните меня? Мы учились в одном институте. Не помните? Но это неважно, - сказал я. - Кто из ваших друзей в бригаде мастер бить с левой? А главное, за что? Меня, потом Горчицына. Кто следующий?

- Слушай, ты, - рявкнул он, - я сейчас милицию позову.

- А я скажу, что ты крадешь детей и насилуешь, и вот эта бабушка подтвердит. И милиционеры мне поверят, как частному сыщику, который давно тебя "вычислил" и, наконец, схватил с поличным.

Он стал поспешно уходить.

- Караул! - закричал я.

Навыдов встал.

- Отстань от меня, - сказал он. - Говорят тебе русским языком: ты мне не нужен. Я шел к одному человеку.

- Неужели вам не хватает денег, Навыдов? - я снова взял официальный тон. - Неужели Терентьевич платит так много за охрану своей персоны?

- Чтоб ты понимал!

- Так объясните. Я не из дураков.

- Мы общаемся бескорыстно.

- Мы - это кто? Коллеги с кладбища?

- Нет, я один оттуда. Остальные из других мест.

- А зачем его охранять?

- Так просто.

- Логично. И все-таки?

- Да никто его не охраняет!

- Вы меня интригуете, как девушку. Тут явно какая-то тайна.

- Ладно, попробую объяснить, - снизошел он. - Ты кто по убеждениям?

- Знаете, Навыдов, я в политике, как свинья во фруктах. Мое нелегкое дело - ловить преступников на каждом шагу.

- Ну, про войну в Сербии ты-то слышал?

- Краем уха. Как и про Нагорный Карабах. До сих пор не разберу, кто там воюет.

- А еще журналист!

- Откуда вы знаете?

- Да ты один тут дурак набитый! - рявкнул он. - Бродишь впотьмах, вынюхиваешь, сам не знаешь чего, хотя у каждого на роже все написано.

- Почему? Я вынюхиваю вполне конкретного человека, которым можете оказаться и вы, потому что имеете необходимые задатки.

- Не могу, это не я.

- А кто?

Он хмыкнул.

- Ладно, - решил я блефануть. - Я вас задерживаю. Пойдемте, ордер на арест я оформлю на месте. Вздумаете бежать, буду стрелять по ногам, а так как стреляю я из рук вон плохо, то могу попасть и в голову.

- Слушай, - предложил Навыдов, - сколько тебе надо, чтобы ты отвалил и забыл про меня?

- Двадцать пять тысяч, - прикинул я.

- У меня только десять, - ответил он.

- Давайте, - согласился я, - и рассказывайте все, что знаете и думаете.

Мы присели возле песочницы напротив бабушки.

- Рассказывать особо нечего. Я и еще несколько ребят записались добровольцами в Сербию. Терентьевич скоро уезжает и заберет нас.

- Неужели наемнику платят больше, чем землекопу на кладбище?

- Тут дело совести. Тебе не понять.

- А при чем тут Шекельграббер? - спросил я.

- Шекельграббер тут совершенно не при чем.

- И вы дали мне десять тысяч, чтобы поведать о своей поездке в бывшую СФРЮ? - удивился я. - Ладно, а Размахаева с какого бока?

- Это личное дело Терентьевича.

- Что ж он личные дела решает вашими совестливыми славянскими кулаками?

Навыдов не нашел ответа.

- Хорош гусь, нечего сказать, - решил я за него. - А если в Сербии Терентьевич огород свой копать заставит?

Я заметил, что Навыдов еле сдерживается, чтобы не наброситься на меня с кулаками, и встал, дружелюбно похлопав по плечу.

- Когда отъезд? - спросил я.

- Билетов еще нет, - буркнул он.

- Повезло вам с этой войной, Навыдов, - сказал я. - Лет пять назад вы бы уже лес в тайге валили. По совести и без права переписки. А в нынешнем бардаке армия исчезнет - никто внимания не обратит. Не то что работник кладбища. Может, и мне рвануть в какую-нибудь Эфиопию, помочь родственникам Пушкина? Нет ли у вас на примете знакомого эфиопа-вербовщика? Я мог бы организовать пару установок "Град", на худой конец, танковый корпус. Списали бы по конверсии как гуманитарную помощь металлоломом и вперед на Аддис-Абебу! Только запевай: "И боец молодой вдруг поник головой..."

Навыдов уже побагровел и сжал кулаки. Я решил больше не испытывать его больное терпение. В конце концов, вряд ли оно адское...

По дороге домой проанализировал наш разговор и понял, что Терентьевича со счета сбрасывать пока рано. От таких революционеров чего хочешь можно ожидать. Чем джентльмен отличается от горе-патриота с оскорбленным чувством национального сознания? Джентльмен умеет и может за себя постоять, патриот же стоит за себя горой даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Сам факт, что его нечаянно толкнули локтем в очереди, он рассматривает как вызов своему маленькому угнетенному народу. И если джентльмен вызовет обидчика на дуэль, то патриот сразу даст по голове гаечным ключом. Допустим, Шекельграббер сказал в шутку: "Эх ты, серб недоделанный!" - Терентьевич убил бы его, не задумываясь, мстя за сожженные хорватами деревни. Но убил бы сразу, а не спустя неделю и не мороча голову кражей документов, которые, как я уже выяснил, украл не он, а Заклепкин.