Евгений Габуния - На исходе ночи

Тепло поблагодарив Степана с женой за хлеб-соль, гости стали прощаться. Поята разлил ароматную «Лидию».

— На дорогу сам бог велел. — Он поднял свой стакан.

— Не знаю, как бог, с ним пока дела не имел, а вот врачи не велят. Печень, — отказался Будников. — Вы на меня, старика, не смотрите, ваше дело молодое.

Кауш и Сидоренко не заставили себя долго упрашивать. Доброе домашнее вино расслабляло, снимало усталость напряженного дня. Поята стал было уговаривать подполковника остаться: завтра все равно приезжать в Покровку, места в доме достаточно. Однако Будников вежливо отказался, сославшись на то, что надо позвонить домой: сегодня должны были объявить результаты конкурса в мединститут, куда поступал его сын Сергей.

— Хотел на юридический, но в последний момент передумал, — не то с огорчением, не то с радостью пояснил он.

Конечно, подполковник мог позвонить и из дома Пояты. Просто он предпочитал останавливаться в гостиницах в своих частых командировках.

Была уже ночь, когда Кауш поднялся на свой пятый этаж. Лифт уже работал; он вышел из душной, пропахшей духами и многими другими запахами кабины и приятно поразился: лестничную площадку заливал яркий свет. «Неужели соседи вкрутили наконец лампочку?» Аурел открыл своим ключом дверь и шагнул в прихожую. Вероника подозрительно потянула носом.

— Где это вы пропадаете, господин комиссар? Дочки спрашивает, почему папы второй день нет, а я не знаю, что отвечать… Ты разве в командировке? Ничего как будто о ней не говорил.

— В командировке… вроде…

Вероника больше ни о чем не стала расспрашивать и поставила на огонь чайник. Потом принесла на кухню надорванный конверт с письмом от матери мужа. В семье тайна переписки не соблюдалась, письма вскрывали и читали независимо от того, кому они были адресованы. С наслаждением прихлебывая горячий чай, Аурел спросил:

— Что пишет мама?

— Как обычно, сообщает сельские новости, на поясницу жалуется, спрашивает, когда приедешь. Обещал же.

— Когда приеду? — переспросил, а вернее, спросил самого себя Кауш. — Не знаю, видимо, не очень скоро.

Аурел пил чай, пытаясь вникнуть в рассказ жены о ее школьных делах: учебный год на носу, а ремонт школы еще не закончен; в седьмом классе, где она классный руководитель, не хватает учебников по русскому языку, ее предмету, а завуча это совсем не волнует… Аурел кивал головой, соглашался, что это непорядок, говорил, что все образуется. Но мысли его были далеко.

Возле приземистого одноэтажного дома с выцветшим на жарком солнце красным флагом, несмотря на ранний час, уже толпился народ. А в тесный кабинетик председателя сельсовета набилось столько посетителей, что Кауш и Будников в нерешительности остановились в дверях. Петр Семенович Гудым сидел за столом, покрытым зеленым, в чернильных пятнах, сукном и терпеливо втолковывал стоящему перед ним пожилому колхознику:

— Не могу я тебе дать такую справку, мош Игнат. Понимаешь, не могу. Не обижайся. У тебя сколько кустов винограда? Сорок. А ты хочешь, чтобы я указал шестьдесят. Да меня с работы снимут и выговор еще влепят!

Однако дед не уходил, мял в руках кепку и тяжело топтался возле председательского стола. Гудым поднял голову и увидел в дверях Кауша и Будникова.

— Проходите, не стесняйтесь, — громко пригласил он их, может быть, радуясь не столько гостям, сколько удачному поводу избавиться от настырного моша Игната.

— Привет Советской власти! — как со старым знакомым поздоровался с Гудымом Аурел. — Познакомьтесь, это товарищ из Кишинева. — Он представил Будникова, не называя должности.

С председателем Покровского сельсовета следователю приходилось сталкиваться не один раз по работе. И всегда он встречал с его стороны понимание и поддержку.

— Петр Семенович, дело есть, — тихо произнес Кауш, наклоняясь к его столу. Гудым громко объявил:

— Товарищи, прием окончен! Временно, конечно.

Сельчане неохотно покидали кабинет.

Гудым, еще находясь под впечатлением разговора с мошем Игнатом, объяснил:

— Вот, просят справки о наличии виноградников, без них заготконтора вино не принимает. Я, конечно, указываю, сколько кустов фактически, а они требуют — пиши больше. Все ради «штапеля», будь он неладен. А не дашь справку — обида.

Он бы еще долго говорил о наболевшем, если бы Кауш не прервал председателя:

— Петр Семенович, мы по другому вопросу, а к «штапелю» вернемся позже.