Евгений Габуния - На исходе ночи

— Сынишка Савы Тудоса, — пояснил зачем-то Китикарь.

Они не успели еще подойти к дому Тудоса, как из него вышел сам хозяин, видимо, предупрежденный сыном, и встал возле покосившейся калитки, покуривая самокрутку. В его светлых выцветших глазах под седыми кустистыми бровями застыло выражение тревожного ожидания. Председатель сельсовета поздоровался и, указав на своего спутника, сказал, что тот приехал из Кишинева специально, чтобы проверить его, Тудоса, жалобу. На небритом, морщинистом лице Тудоса промелькнула растерянная улыбка, он засуетился и пригласил гостей в дом. Приезжий достал из портфеля листок.

— Министерством заготовок мне поручено заняться вашей жалобой, Сава Пантелеймонович. Итак, вы не согласны с размером продовольственных поставок, которыми обложено ваше хозяйство. Вот, например, вы пишете…

— Извините, товарищ начальник, я писать не умею, — смущенно пробормотал Тудос. — Неграмотный я, в молодости не довелось выучиться, а теперь, на старости лет, вроде поздно уже.

— Это вы зря, — улыбнулся приезжий, — до старости вам далеко, а учиться грамоте никогда не поздно. У вас в селе разве нет кружка ликбеза?

— Есть, как не быть, — ответил за Тудоса председатель, — да разве его затащишь? Не хочет — и все тут.

— Ладно, пока это оставим, поговорим о деле. Так вы, Сава Пантелеймонович, посылали бумагу в министерство или не посылали?

— Ну посылал, — после некоторого колебания ответил Тудос. — Его глаза смотрели по-прежнему недоверчиво и настороженно. — Только писал не я, я уже говорил, — добавил он поспешно. — Попросил одного грамотного человека. А что, там что-то не так написано? — Он с сомнением посмотрел на лежащую на столе бумагу.

— В жалобе говорится, что ваш земельный надел составляет три гектара, а продпоставки у вас берут как с трех с половиной гектаров. Верно?

— Все верно, так и есть. Надел мне выделили и обмерили еще давно, когда у нас другой председатель сельсовета был. Василий Павлович, — он взглянул на Китикаря, — тут ни при чем, я на него не жалуюсь.

— Во всем разберемся, как положено, не беспокойтесь. — Проверяющий ободряюще улыбнулся. — Только для этого нужно время. Участок заново обмерить, посмотреть бумаги в сельсовете и все такое. Несколько дней уйдет. Придется вам, Василий Павлович, — повернулся он к председателю, — определить меня, как говорят в армии, на постой. Дома для приезжих, насколько мне известно, в селе нет?

— Пока нет, Сергей Ильич, — уточнил председатель. — Больницу строим, потом за школу возьмемся, а там, глядишь, и до гостиницы очередь дойдет. Да вы не волнуйтесь, на улице не оставим.

Тудос, молча прислушивавшийся к этому разговору, раскинув своим практическим крестьянским умом, решил, что будет совсем неплохо, если проверяющий из министерства остановится у него в доме. Председатель и приезжий уже собирались уходить, но хозяин их остановил:

— Я, конечно, извиняюсь, — нерешительно, даже робко сказал он, — живите у меня, места хватит. А если что не так, — конечно, извините. Мы люди простые, крестьяне.

— А я ведь тоже не из бояр, Сава Пантелеймонович. — Добродушное лицо Сергея Ильича расплылось в открытой улыбке. — Спасибо за приглашение, не откажусь.

Поначалу Тудос, вообще человек немногословный, держался с гостем скованно, явно стесняясь городского начальника из самого главного министерства, каковым ему представлялось министерство заготовок. Однако он вскоре убедился, что его гость — самый обыкновенный, простой и общительный человек, в недавнем прошлом такой же крестьянин, как и он, Сава Тудос. Было в нем что-то искреннее, вызывающее доверие. Неторопливые обстоятельные вечерние беседы за стаканчиком вина располагали к откровенности, и когда, наконец, через несколько дней приехал из района землемер, гость уже знал всю «историю жизни» Савы Тудоса.

Самой главной, самой заветной мечтой покойного отца Савы была мечта о собственном куске земли. Ради этой мечты он, отказывая семье во всем, от зари до зари батрачил на помещика, откладывая лей за леем. Когда скопил денег, подыскал землю подешевле, на крутосклоне, почти бросовую. Однако помещик заломил такую цену, что пришлось занять недостающую сумму у кулака под чудовищные проценты.

Было у отца пятеро детей; выжили только двое — он, Сава, и сестра. Сава вместе с матерью и сестрой помогали отцу расчищать участок от камней, корчевали кустарники, мешками таскали на плечах плодородную почву, которую тайком брали с помещичьего поля. Однако собственный, обильно политый потом клочок земли не принес долгожданного счастья.