Евгений Габуния - На исходе ночи

— Чует мое сердце, случилось что-то плохое. — Она вытерла слезы концом платка.

— Не заметили чего-нибудь подозрительного, когда Тимофей Иванович уходил? — подождав, когда она немного успокоится, продолжал расспрос Москаленко. — Посторонних людей возле дома?

— Никого не было, я ведь Тимошу до калитки проводила. Попрощался и ушел. Сказал, что вечером заглянет, но не пришел. Это и раньше случалось, дел у него много… Не то, что у меня.

Распрощавшись с хозяйкой, они вышли на улицу, прошлись немного по размокшей земле и остановились, чтобы оглядеться по сторонам, и вдруг Москаленко боковым зрением скорее почувствовал, чем заметил, что за ними кто-то наблюдает из соседнего с двором Марии Гонцы дома. Он не успел повернуть голову, чтобы как следует рассмотреть, кто это, как белая занавеска на окне задернулась.

— Чей это дом?

— Савы Тудоса. А почему он тебя заинтересовал? — в свою очередь поинтересовался ничего не заметивший Пынзару.

— Любопытный, видать, этот Тудос. Мы вроде под наблюдением у него или кого-то из его домашних. Из окна за нами смотрят.

— А чего тут удивительного? Каждому ведь интересно, зачем участковый пожаловал, да еще с незнакомым в селе человеком. С тобой, то есть.

— Может быть, — неохотно согласился Москаленко. — Давай обсудим новую информацию, хотя ничего особенно нового мы не узнали. Плохо дело. Итак, Мария утверждает, что Коцофан ушел от нее под утро. Вопрос — куда он пошел?

— Домой, верно, куда же еще ночью идти.

— Скорее всего так. Пошел и не дошел. Значит, по дороге что-то произошло. Могло произойти, — тут же поправился Москаленко. — Вот что, лейтенант, давай-ка и мы с тобой пойдем этой дорогой. И смотри в оба, глаз не спускай с улицы. Моя сторона — правая, твоя, естественно, левая.

Шли медленно, часто останавливаясь и пристально разглядывая сырую, размокшую землю. Со стороны могло показаться, что они потеряли что-то важное и заняты поисками. Впрочем, так оно и было. Там, где улочки пересекались, Пынзару задержался подольше, присел на корточки, склонился совсем близко к земле.

— Смотри, капитан! — позвал он Москаленко.

Тот быстро подошел и увидел небольшое бурое пятно; рядом с ним на влажной земле четко отпечатались беспорядочные следы сапог: одни, огромные, были оставлены, как сразу определил Москаленко, так называемыми русскими сапогами с гладкой кожаной подошвой; другие принадлежали человеку в кирзовых с рифленой резиновой подошвой.

— У Коцофана тоже были кирзовые, — задумчиво промолвил Пынзару.

Москаленко, целиком поглощенный осмотром, не обратил внимания, что участковый говорит о председателе в прошедшем времени.

Они пошли по следам. Следы кирзовых сапог начинались от калитки двора Марии Гонцы. Человек в этих сапогах шел обычным, размеренным шагом, о чем свидетельствовал нормальный для такого шага размах. Тот, что был в кожаных, двигался от дома Савы Тудоса, причем все быстрее и быстрее, потому что расстояние между его шагами возрастало.

Оперативники вернулись на место, откуда начали осмотр, к бурому пятну. След русских сапог вел от пятна влево, на боковую улочку, следы же рифленых подошв исчезли начисто.

— Вот тебе и раз! — в недоумении сказал Пынзару. — Выходит, по воздуху летел, как ангел.

— Ангелов пока отставим, — серьезно сказал Москаленко. — Лучше посмотри внимательнее на отпечатки русских сапог.

Пынзару склонился совсем близко к земле.

— Как будто глубже стали следы… и короче.

— В том-то и дело, — мрачно произнес капитан. — Плохо. Убили председателя, не иначе, а труп убийца на себе потащил. Видать, здоровенный детина. Смотри, какой у него размер сапог. Скорее всего, холодным оружием… Выстрелов Мария, да и другие, не слышали, по крайней мере, никто не говорил. И стреляных гильз не видать. Впрочем, все это предстоит еще уточнить, а пока пошли по этим следам.

Следы вели на боковую улочку, к старому заброшенному колодцу. Заглянув в него, они увидели на дне неглубокого, почти высохшего колодца, человека.

— Беги в сельсовет, быстро! — приказал капитан участковому. — Нам самим не вытащить. И в отдел доложи по телефону. Мигом!

Пынзару возвратился вместе с председателем сельсовета Китикарем и группой молодых ребят. Один из них спустился на дно, обвязал труп веревкой, и его вытащили на поверхность. Дурные вести разносятся быстро, и пока ребята возились, вокруг колодца успела собраться толпа сельчан. Они молча, с ужасом смотрели на обезображенное лицо, в котором все же можно было узнать Коцофана. Москаленко хотел было попросить людей отойти подальше, чтобы не мешали, однако Китикарь шепотом остановил его: