Хункелер как завороженный наблюдал эту сцену — он будто угодил прямиком в фильм Феллини. Странно, все вокруг как бы подернуто блеском. Асфальт, рельсы, витрины аптеки. Только небо над головой тусклое, матовое.
Под декоративными деревцами возле полицейского участка возникло движение. Какая-то тень — может, собака или кошка. И снова все замерло. Лишь тонкие стволики поблескивали на свету. Но в конце концов из темноты вынырнул зверек. Широкими, размашистыми скачками побежал через площадь, не особенно торопливо. Он не удирал, чувствовал себя, похоже, вполне уверенно. Дикий зверек, не принадлежавший людям, сам себе хозяин. С первого взгляда видно. Куница. Она исчезла в подворотне на Кольмарерштрассе.
Хункелер встал, прошел мимо секс-кино, из витрины которого на него таращились пышногрудые голые женщины с припухшими губами. Краем глаза он отметил, что кто-то приклеил им между ног большие, с ладонь, золотые звезды.
Верность, пожалуй, тоже проблема возрастная, подумал он. На старости лет радуешься, когда в постели у тебя всегда одна и та же, знакомая женщина и незачем распускать хвост перед другими. Верность, что ни говори, привычка хорошая.
Прямо напротив, на месте давнего кооперативного магазина, теперь было албанское ночное кафе. Тридцатью шагами дальше располагалось туре и кое кафе, содержавшее службу доставки пиццы и тоже открытое всю ночь, до рассвета. «Молочная», куда Хункелер наконец-то вошел, принадлежала сербам.
Комиссар знал это заведение, и оно ему нравилось. Иногда после полуночи он выпивал здесь бокальчик пива. Были в «Молочной» и два автомата для игры в дартс, и бильярд — в задней комнате.
Всего несколько лет назад здесь располагался добропорядочный бюргерский ресторанчик, клиентуру которого составляли мещане и мелкие буржуа. Витрину его украшали две препарированные лососевые головы, прежний хозяин каждый год на две недели летал на Аляску ловить лосося. А потом целый год рассказывал о своих приключениях. Пока не повесился.
Теперь «Молочная» стала ночной пивнушкой, пристанищем мелких авантюристов, где разыгрывались отчаянные битвы на дротиках и бильярдных киях. Посетители остались те же. Только одевались теперь иначе. Белые блузы и отутюженные стрелки канули в прошлое. Уступили место «прикиду с наворотами». И ели они теперь не антрекоты а-ля «Кафе-де-Пари», а сандвичи. Хотя пиво пили до сих пор.
Хункелер сел за столик слева от двери — так, чтобы видеть улицу. Она по-прежнему была пустынна, если не считать одинокого тандема — молодой парень и маленькая женщина синхронно нажимали на педали.
Он попросил Милену нацедить большую кружку пива. Определить возраст Милены было невозможно, вдобавок она относилась к своей внешности с полным пренебрежением. Но однажды Хункелер видел, как в семь утра Милена, держа за руку дочурку, переходила через улицу, и с тех пор проникся к ней симпатией.
Возле одного из автоматов полным ходом шло сражение в дартс. Хункелер в этой игре не разбирался, да и интереса к ней не испытывал. Вспыхивали цветные огоньки, английские слова, цифры. За столиком рядом сидела компания болельщиков, в ярких гавайках и шортах. Состязались довольно молодой южанин с татуировкой на левом бицепсе и бледная, невероятно тучная тетка в джинсах. Кто победит, выяснилось очень быстро. Тетка метала дротики уверенно и направляла их куда надо, причем с совершенно бесстрастным видом. Рот у нее был очень красивого рисунка, а на подбородке словно бы светлый пушок.
Хункелер отхлебнул пива. Знал, что пить надо не торопясь. Как-никак сегодня предстояло еще добраться до Эльзаса.
Думал он о Кристе Эрни, которая на медицинской кушетке сумела «завести» такого мужика, как Ханс Грабер. Интересно, как ей это удалось? И все-таки уж не во время ли последнего любовного свидания она получила удар в сердце?
Куда ни ткнись в деле д-ра Эрни, везде упираешься в любовь. Ханс Грабер и Криста Эрни. Нелли Цубербюлер и Эдуард Фишер. Карин Мюллер и Регула Хеммерли. И что ни говори, надо бы разузнать насчет любовника Регулы Хеммерли, непременно.
Лучше б всему виной были деньги, наследство д-ра Эрни. Понятное, объяснимое убийство по корыстным причинам, однозначно и ясно. Но в это он верил все меньше.
Хватит с него любви. Он старый человек. Продолжать род ему незачем, это уже дело прошлое. Остатками своего эротизма он старался поделиться с Хедвиг, со всей возможной нежностью и тщанием. Пока что все получалось, и оттого он испытывал перед Хедвиг восхищение.
Читать дальше