Геннадий Яковлев - Сотрудник уголовного розыска

Левша вышел следом за ней. Когда стихли их шаги, Алешка вскочил. Надо немедленно поднимать Тавровку и отомстить «низовцам». Надевая телогрейку, он лихорадочно вспоминал: Ленька Ветошкин и Драчев уже пришли из школы, Мишка Бусыгин, Витька-«нос», Юрчик Лыжин…

Алешка без шапки выбежал из дома. Едва он открыл калитку, как кто-то схватил его за воротник. Алешка вскинул глаза — Левша. Оказывается, он и мать стояли еще за воротами.

— Пусти! — отчаянно рванулся Алешка, но Левша с силой затащил его в сени и захлопнул дверь. Алешка услышал, как снаружи звякнула задвижка.

— Ишь ты, беглец! — сердито ворчал Левша. — Марш в постель! Фельдшер придет — откроет.

— Не лягу! — со слезами в голосе закричал Алешка и принялся колотить пяткой в дверь. — Левша! Лягавый! Все равно убегу!

Через час пришел фельдшер.

А спустя три дня поступило в милицию заявление из низовского поселка о кражах со взломом. Следователь Лошаднин хмуро осмотрел места преступлений. Кражи были на редкость нелепыми. Из пяти дровяников, взломанных ломом-гвоздодером, пропало только восемнадцать голубей и мешок с овсом. Конечно, и это был серьезный ущерб. Странно было другое: в дровяниках остались нетронутыми другие, более ценные вещи, продукты, одежда. Вернувшись в кабинет, Лошаднин написал постановление о возбуждении уголовного дела.

— Чепуха какая-то, — растерянно ворчал Лошаднин, рассматривая план поселка, — словно на выбор воровали. Способ один, в одну ночь, а места разные.

На другой день он вызвал к себе участкового Бердышева и безнадежно сказал:

— Мрак! Сам разбирайся со своими голубятниками. У меня из-за них десять дел стоит.

Бердышев долго читал, шевеля губами, скупые протоколы. Лошаднин косился на него с усмешкой:

— Думай, думай… Запустил участок-то, Тихон Иванович.

Бердышев встал, застегивая шинель.

— Прекращать надо дело… А вора, если хочешь, я тебе через час приведу, — и не обращая внимания на изумленного Лошаднина, вышел из кабинета.

Алешка с перевязанной головой лежал на сундуке и читал «Графа Монте-Кристо». Порой он поднимал от книги туманные глаза и тогда чувствовал, как у него урчит в животе. Мать велела сварить кашу, но до ее прихода оставалось еще пять часов, и Алешке ужасно не хотелось вылезать из-под одеяла, не узнав, как выберется Эдмон Дантес из своей темницы.

Кто-то скрипнул половицами в сенях. Алешка посмотрел на дверь и лениво крикнул:

— Валяй, заходи!

Он ожидал, что войдет Ленька Ветошкин, с которым они договорились вместе кормить голубей, но в дверях стоял… Левша. Сердце у Алешки остановилось. «Знает или не знает?» — пытался он определить по загорелому суровому лицу участкового, но вслух сказал вежливо:

— Здравствуйте, Тихон Иванович. Вы к маме?

— Да нет, к тебе. Навестить пришел. Ты чего это в школу не ходишь?

— У меня же освобождение на три дня.

— Та-ак, — протянул участковый и, закурив, уселся на табурет. — Между прочим, сегодня уже четвертый день… Лежишь, значит, про графов читаешь. Драть тебя, Алешка, некому.

«Нет, не знает!» — решил Алешка и хитро продолжал:

— Драть, Тихон Иванович, по советским законам не положено. А печку растопить — это я мигом.

Он спрыгнул с сундука.

— Ладно, ладно, законник, — улыбнулся Тихон Иванович и выбросил в печку окурок. — Пойдем лучше в сарай, голубей проведаем.

— Как… каких голубей? — поперхнулся Алешка. — Что вы, Тихон Иванович, никаких у меня голубей нет. Это я раньше баловался. И ключ от дровяника мама с собой взяла.

— Как это с собой? Вон, возле окошка висит. Я его еще с того раза, как мешок взяли, запомнил.

Алешка понял, что игра окончена, и, погрустнев, сказал искренне:

— Сам не знаю, как это вышло… Я уже хотел вернуть их, Тихон Иванович, честное слово, да потом узнал, что милиция приезжала… Что мне за это будет?

— Что? В тюрьму посадят, — сказал участковый. — Все целы голуби-то?

— Угу, — сквозь слезы прошептал Алешка. — Все, можете проверить.

Они вместе направились к дровянику. Голуби чувствовали себя прекрасно. Алешка высыпал в кормушку пригоршню овса, и воздух наполнился тугим треском крыльев. Голуби слетели с насеста и принялись за еду. Алешка обернулся к участковому:

— Куда их теперь? В милицию нести?

Тихон Иванович смотрел на него добрыми глазами:

— Конечно, в милицию… Мать-то во сколько придет? В четыре? Ну, вот тогда и принесешь. И овес с собой захвати, сколько осталось.

Алешка проводил взглядом участкового, сел на мешок с овсом и закрыл лицо ладошками.