Лора Роулэнд - Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

— Для женщины открыто мало возможностей, — призналась я.

— Но многие английские женщины предпочитают остаться дома, лишь бы не идти в услужение к чужим людям, — сказал Куан. — Почему вы поступили иначе?

— Я твердо решила не быть обузой моему отцу, — ответила я. — Я считала своим долгом вносить свою долю в ведение хозяйства.

— Исполнение долга перед родителями — высочайшая добродетель, — сказал Куан. — Однако какой тягостной обузой должна быть поддержка брата и сестры, неспособных самим зарабатывать себе на жизнь.

Такое описание Брэнуэлла и Эмили разозлило меня, как и близкое знакомство Куана с нашими делами.

— Они не обуза, — сказала я ледяным тоном. — Что бы я ни делала для них и для других моих близких, делается по любви, а не по обязанности.

Куан смерил меня задумчивым взглядом.

— Следовательно, из любви к семье вы зайдете куда дальше, чем для кого-либо еще. — Он, видимо, был доволен таким выводом.

Его вопросы становились все более личными и оскорбительными.

— Могу я узнать цель этой беседы?

Он отмахнулся от моего вопроса.

— Ее цель станет очевидной в свое время.

Куан положил ладони на ручки кресла, магически создав образ императора на троне.

— Я ваш господин, а вы моя служанка. Вы будете делать то, чего потребую я.

Гнев заставил меня забыть осмотрительность.

— Пусть я служанка, но я вам не принадлежу. Здесь, в Англии, закон не терпит рабства. — Я встала в волнении и растерянности, как всегда, когда настаиваю на своем. — Прошу извинить меня, но я должна уйти.

Внезапно за невозмутимостью лица Куана забрезжила злобность.

— Здесь, в моих владениях, законы Англии не действуют. Сядьте, мисс Бронте.

Теперь настало время бежать из этого дома, прежде чем он сумеет глубже проникнуть в мое сознание; теперь настало время вызвать мистера Слейда, схватить Куана прежде, чем тот сможет исполнить свое секретное зловещее намерение. Я кинулась к двери и распахнула ее… только чтобы увидеть в коридоре Хитчмена, преграждающего мне путь.

— Вы останетесь, пока я не решу, что наш разговор окончен, — ровным тоном сказал Куан.

Я села в свое кресло. Хитчмен закрыл дверь, запирая меня с Куаном. Однако даже зверек в клетке огрызается на своего тюремщика.

— Я буду отвечать на дальнейшие ваши вопросы только при условии, что вы будете отвечать на мои, — сказала я, хотя и знала, что нахожусь не в том положении, чтобы ставить условия.

Я полагала, что Куан рассердится, но он словно был доволен, что я дала ему отпор.

— Ваше мужество восхищает меня, мисс Бронте. — Улыбка необычайного обаяния преобразила его лицо. — Смелость в ответ на угрозы — это редкая и достойная восхищения черта.

Мои эмоции внезапно претерпели пугающую перемену. Я больше не ощущала, что противостою ему, а была польщена его похвалой. Вновь он использовал свою власть, чтобы я возжаждала заслужить его доброе мнение, хотя я и знала, что он — мой враг.

— Сделка, которую вы предложили, честная, — сказал Куан. — Я отложу свои расспросы, и вы можете расспросить меня. Договорились?

Он протянул руку. Моя маленькая нежданная победа так меня потрясла, что я разинула рот. Мы пожали руки друг другу. Его пожатие было крепким, его тонкие пальцы — как железо в футляре из шелка. У меня возникло тревожное ощущение, что я согласилась на нечто большее, чем обмен сведениями. Но еще тревожнее было то, как наше новое товарищество взбодрило мой дух.

— Ну-с, мисс Бронте, — сказал Куан, — я жду ваших вопросов.

Я нашлась сказать только:

— Кто вы?

Куан одобрительно кивнул и расположился в кресле поудобнее.

— Это пример, когда краткий вопрос требует длинного ответа. Полагаю, вы достаточно умны, и к тому времени, когда я докончу, вы поймете причину, почему я хочу, чтобы вы узнали мою историю в таких подробностях. Кто я — не исчерпывается всего лишь моей личностью, а уходит глубоко корнями в прошлое. В Китае история человека начинается не с него, но с его предков. Мои были торговцами рисом в Шанхае, великом торговом городе на восточном побережье. Семейное дело процветало, но мой отец лелеял желание приобщиться к правящему классу мандаринов, и я, его старший сын, был выбран для возвышения нашей семьи. Его богатство обеспечило мне лучших учителей. Долгие годы я посвятил учению. В двадцать лет я сдал экзамен для поступления на гражданскую службу.

Для меня все это звучало неописуемо чужеземным. Слова Куана, казалось, покачивали меня, будто ветерок, напоенный восточными пряностями. Его голос гипнотизировал. Неясные виды с китайскими пагодами и дворцами возникали в тумане за окном; крики чаек преобразились в гомон китайских торговцев.