Лора Роулэнд - Засекреченные приключения Шарлотты Бронте

Эмили никогда не была многословной корреспонденткой, и ее письмо было кратким. Она всего лишь сообщила, что приехала в Благотворительную школу и была принята туда учительницей. О том, что происходило там, я узнала только после ее смерти, когда прочла следующие страницы ее дневника.

Скиптон, 10 августа 1848 года.

Поезд уносил меня на северо-запад, будто гроб навстречу року. Такого числа незнакомых людей, сколько было пассажиров в вагоне, я не видела уже много лет. С каждой милей мое сердце все больше томилось тоской по дому.

Гроза разразилась, когда я уже добралась до Благотворительной школы, которая выглядела угрожающе, будто руины замка. Некоторое время, мокрая, дрожащая, я простояла перед дверью. Сердце у меня колотилось, и я с трудом подавляла желание убежать. В худшем случае внутри меня ожидала встреча с бессовестными преступниками, в лучшем — с незнакомыми людьми. Но я собралась с духом и постучала, а когда горничная приоткрыла дверь, принудила себя сказать: «Мне нужна работа. Быть может, вам требуется учительница?»

Моя наружность, вероятно, убедила ее, что я правда оказавшаяся в нужде женщина из приличной семьи, потому что она впустила меня в дом. «Подождите здесь. Я схожу за хозяйкой».

От бешеного струения крови в моих жилах у меня потемнело в глазах, и я почти не видела, где нахожусь. Я слышала голоса учительниц, что-то объясняющих, и учениц, повторяющих уроки. Эта пугающая какофония сдавливала мою душу в зерно ужаса, когда ко мне приблизилась маленькая полная женщина с волосами медного цвета.

Эта женщина, миссис Гримшо, назвалась и оглядела меня въедливыми карими глазами. Фигура ее была туго затянута в корсет и втиснута в зеленое кашемировое платье. Неестественный цвет волос намекал на хну. Судя по ее выговору, она была из простых, но претендовала на более высокое социальное положение.

«А вы?»

«Мисс Эмили Смит», — шепнула я, вспомнив назваться вымышленной фамилией.

«И чего вы тут хотели бы?»

Заикаясь, я изложила заранее придуманную историю, что была учительницей в школе очень далеко отсюда, а школа закрылась, и мне некуда было деться, так как у меня нет ни родных, ни друзей. Я думала, миссис Гримшо непременно поймет, что я лгу, такой неубедительной я казалась самой себе. Но она кивнула и спросила:

«А что вы преподаете?»

«Музыку», — сказала я.

Она провела меня в комнату с фортепьяно.

«Дайте-ка мне послушать, как вы играете», — приказала она.

Я села к инструменту и ощутила весь ужас того, что выставляю себя напоказ. На несколько панических секунд все ноты исчезли из моей памяти. Но каким-то чудом мои руки заиграли аккомпанемент к псалму.

Либо миссис Гримшо не заметила моих ошибок, либо они ее не смущали, потому что, когда я кончила, она сказала:

«Можете начать уроки завтра».

То, что я получила место в школе, мнилось больше бедой, чем победой. Учительница мисс Ретберн проводила меня в преподавательский дом — низкое каменное строение, разделенное на кельи. Мисс Ретберн лет сорок, она высокая, стройная, и у нее странная привычка поглаживать свой большой бюст.

«Вы разделите эту комнату со мной», — сказала она.

Потом сообщила мне часы занятий, трапез, молитв и всего прочего, но я почти не слушала. Крохотная комнатушка ужаснула меня; жить в такой тесноте рядом с незнакомой женщиной было выше моих сил.

«Учительницы свободны ходить по всей школе, — говорила мисс Ретберн. — Под запретом только дом Гримшо и старая мельница».

Затем мы пошли ужинать. За столами сидело около семидесяти девочек, но их могли бы быть сотни, такими громкими были их визгливые голоса. Я сидела за столом с преподобным Гримшо, его женой и четырьмя другими учительницами. После того, как преподобный Гримшо прочитал молитву, миссис Гримшо представила меня школьницам.

«Девочки, это мисс Смит, ваша новая учительница музыки», — сказала она.

Когда я встала и все глаза устремились на меня, я чуть было не упала в обморок от неловкости. Ужин начался, и каждый глоток вызывал у меня тошноту. Учительницы пытались завязать со мной разговор, и я отвечала коротко и неловко. Девочки поглядывали в мою сторону, перешептывались и хихикали. Уже я стала предметом насмешек, каким была в других школах. После отхода ко сну я лежала, не смыкая глаз, а моя сожительница спала. Ее дыхание заполняло комнату; я слышала учительниц в соседних комнатушках! Как я плакала о нашем доме среди пустошей! В моем жалком состоянии, как сумею я исполнить здесь то, что поклялась сделать?