Питер Маккертин - Солдаты удачи

— Мне нужен водитель, — сказал я, постукивая дешевым шариковым карандашом по доске объявлений. — Кто здесь лучший водитель?

— Я, — сказал еще один немец, вставая с койки.

— Ты кто?

— Ханс Кесслер. Все зовут меня Хэнк.

Дальше я пошел по списку. Начальников мне было не надо, одного мне уже назначил майор Хелм. Если б я не хотел, мог бы его и не брать, но майор предлагал так настойчиво, что я согласился. Его звали Ван Рейс — Питер Ван Рейс, из Южной Африки, сержант регулярной армии Родезии. Как сказал майор Хелм, Ван Рейс — бывший фермер, очень хорошо знает страну и владеет двумя африканскими языками, на которых говорят в Родезии, — шона и матабеле. Я сказал майору, что дам ему знать.

Ван Рейса в этот момент не было, он уехал на патрулирование и еще не вернулся. Рядом с его именем я поставил вопросительный знак и продолжил охоту за головами. Пока что в мою группу вошли Тиббз (Алабама), Спаркс (Австралия), Кесслер (Западная Германия), Марсден, Коукли, Симмонз, Уэбб (Англия), Гроот, Леманн, Финчли, Виллиерс (Южная Африка). Взял я двух из трех ирландцев по фамилии О’Хара и Смит. Третий, Кирни, выглядел законченным забулдыгой. Если считать, что я взял Ван Рейса, то всего четырнадцать. Здесь больше никто не произвел на меня впечатления. Я перешел во вторую и третью казармы.

Я закончил комплектование своей команды и выходил из третьей казармы, когда увидел Тиббза, топающего по посыпанной гравием дорожке, и шествующих за ним врача-армянина и майора Хелма.

Мы с майором остались снаружи, а Тиббз показал врачу, где можно найти побитого немца. Закурив английскую сигарету с пробковым мундштуком, майор небрежно заметил:

— Говорят, у тебя кое-какие неприятности.

Хелм, этот старый убийца с приятными манерами, будто говорил со мной о недугах растений в своем розарии. Я был почти уверен, что у него есть розарий. А если не розарий, то коллекция редких марок или первых изданий Агаты Кристи.

— Ничего такого, с чем бы я не справился, — ответил я. — Я поступил, как и надо было поступить.

— Да-да, — согласился майор. — Феттерманн начал доставлять нам неприятности, как только приехал сюда. У меня были сомнения, когда я подписывал с ним контракт. Обычно я не делаю ошибок. Кстати, ты не думаешь, что убил этого любителя сосисок? — В голосе майора я уловил нотки беспокойства. Но, взглянув на меня, он взял себя в руки. — Не думай, что я критикую твои действия. Просто правительство предпочитает, чтобы мэрки умирали на поле боя Тут деньги и прочее, ты ж сам понимаешь. Мы же везли это добро из Германии. — Майор взял меня за руку. — Слушай, старина, если тебе в будущем придется прибить кое-кого из этого сброда, делай это подальше от Солсбери, ладно?

— Буду стараться, сэр.

Мы обменялись вымученными улыбками, и тут появился врач-армянин со своим черным чемоданчиком. Врач обратился к майору, который несколько напряженно ждал, что тот ему сообщит.

— Его избили очень сильно, сэр, — были его первые слова.

— Господи! Да плевать мне на это. — Майор явно недолюбливал лекаря. Скажи прямо: жить будет?

— Будет, сэр, хотя другой бы на его месте…

— Другой, другой… — огрызнулся майор. — Ты скажи мне лучше, долго ли он будет валяться?

Врач ответил, что не больше недели.

— Феттерманн еще повоюет, — добавил он.

— Спасибо на добром слове, капитан Атамян, — бросил ему майор, внезапно подобрев. — Он еще повоюет, — повторил майор, все еще глядя вслед врачу. — Тебе не показалось, что он издевается над нами, Рэйни?

— Возможно, — ответил я. — Но у него это плохо получается.

— Боюсь, что в душе доктор Атамян — пацифист, — пришел к выводу майор.

В его устах это прозвучало так, словно худшим прегрешением может быть лишь растление малолетних и надругательство над флагом.

Потом он резко переменил тему разговора. Я уже начал привыкать к таким сменам в его настроении. Уже темнело, но Хелм предложил прогуляться вокруг расположения части. Я уже осматривал территорию, и майор это знал, но возражать я не стал.

Днем в Родезии жарче, чем в Калифорнии. Ночью становится холоднее, намного холоднее, потому что большая часть страны представляет собой возвышенное плато. При этом у Родезии и Калифорнии много общего. То же сверхголубое небо, которое ночью взрывается мириадами звезд. У Родезии, как и у Калифорнии, свое лицо, и неудивительно, что все жители, черные и белые, так горячо ее любят.

В вечерних сумерках мы шагали по чистому ровному гравию дорожки. Хелм сказал: