Антон Чиж - Смерть мужьям!

У дальнего края перрона появилась фигурка в дорожном костюме. Лица не разобрать – капюшон пелеринки накинут. Шла налегке: даже сумочки нет, только саквояж. Проходя мимо мужчин, и не взглянула, как полагается прилично воспитанной барышне, но Родион приподнял шляпу и пожелал доброго вечера. Принюхавшись, как добрая легавая, Лебедев заметил:

– О, модный аромат... Как же называется?

– «Черная маска», – подсказал Родион, втайне поразившись, что проклятые сигарки не отбили обоняние криминалиста. Как же он курит с таким чутким носом? Вот где загадка.

– Не желаете со мной к актрискам мадам Квашневской? Обещала свеженьких...

– А пойдемте, Аполлон Григорьевич в вокзальный буфет, выпьем чего-нибудь.

– Что празднуем?

– Скорее с горя.

– Не пойму вас, Ванзаров, – сказал Лебедев, отправляя холодную сигарку вслед погибшей трости. – Пристав о вас отзывается сегодня так, будто завтра повесит ваш портрет рядом с физиономией градоначальника. Оказывается, одним махом раскрыли пять своих дела, и три – с других участков, не считая самоубийства Карсавина. Подполковник уже готовит на груди место для ордена. А потом получаю от вас записку: «Если хотите узнать истину, поспешите...». Странное поведение для чиновника полиции...

Развернув мощное тело криминалиста, как шлагбаум, Родион потащил его прочь.

В поздний час вокзальный буфет пустовал. Половой удивительно быстро принес графинчик «Смирновской» и скромную, по меркам Лебедева, закуску. Ванзаров попросил добавить третий прибор с рюмкой.

– Кого-то ждем? Что у вас за горе такое? И вообще что происходит? – Аполлон Григорьевич совсем не любил таинственных моментов, но к графинчику потянулся.

Родион попросил немного обождать и добавил:

– Чтобы не скучать, готов развлечь историей про извилистые дорожки к простой истине.

– Ну, попробуйте... – безрадостно согласился Лебедев. И как предупреждение извлек сигарку.

– Начнем с главного... Помните, мы пытались понять, как убийца прячет шило...

– Не мы, а вы изображали нож в рукаве.

– Это ошибка. Убийца действовал проще, у него не было навыка гайменника. А потому шило, вернее – булавка, награждаемая за победу на конкурсе мод, была спрятана там, где и полагается, на самом видном и удобном для быстрого доставания месте – в дамской шляпке. Кто заподозрит даму, поправляющую эгретку на шляпке? Это так естественно.

– Вот же... (дамам, прошу заткнуть уши, на мгновение) ...так и знал, что какая-нибудь бабская дрянь!

– Согласен, Аполлон Григорьевич, угол зрения приводит к опасным ошибкам. Мы видели то, что видит мужчина. Но даже если бы носили шляпки, упаси боже, все равно блуждали в потемках. Потому, что все было слишком просто придумано. Так просто, что только особый взгляд помог.

– Да не томите, Ванзаров! – простонал Лебедев, – А то напьюсь один. Будете мое тело до дома везти на себе.

– Тогда просто и без затей... – сказал Родион. – Колесо лечебной игры в «жертву и убийцу», придуманное доктором Карсавиным, большим ученым и начинающим велосипедистом, не желало крутиться. Барышни лениво фантазировали невероятные способы убийств, от которых никакого целительного прока. И тогда Карсавин решил подключить свою дочь, Софью Петровну, которую тоже требовалось лечить от нервного расстройства. Что говорил дочери Карсавин, и как дело было, мы уже не узнаем. Важно другое: Софья Петровна загорелась идеей стать самой собой, разбудив зверя, дремавшего в душе и не дававшего насладиться радостями половой жизни сполна. Пользуясь тем, что пациентки отца были ее институтскими подругами, она стала рассказывать им, как умная женщина может просто убить другую женщину, получив от этого заряд бодрости и веселья, без всякого риска оказаться на виселице. Для это есть главное оружие: шляпная коробка. В нее можно спрятать, что угодно – хоть крысу, хоть бомбу. Прислали коробку – жертва испугалась, например, броска Гоголя, нашла записку с розой (память институтских забав в девичьи тайны) и поняла, что «убита». Подруги возгорелись, и началась активная подготовка. Доктор Карсавин, читая письма, не мог нарадоваться на талант дочери: пациентки выздоравливали на глазах. Только не знал он, что любимое дитя решило запустить собственное колесо. Софья Петровна почувствовала, что счастье, которого не могла обрести ни в одном опыте любви, может быть найдено на тонкой грани жизни и смерти...

– Хотите сказать, она баловалась с трупами? Примитивно...