Михаил Болле - Черный риелтор, или Квадратные метры жулья

— Скажи как есть.

Марина небрежно кинула деньги в сумочку и повернулась к следователю со слезами на глазах:

— Я простила ему все. Понимаете? Я хочу, чтобы он узнал об этом и вернулся хотя бы на один день. Хотя бы на один час… Хочу, чтобы у меня была возможность все ему сказать. Если у вас будет такая возможность, то передайте ему это, пожалуйста. И скажите еще так: если он позовет меня, то я брошу все, продам квартиру и уеду с ним хоть на край земли. Так и передайте. А эти деньги, эти пять тысяч я тратить не буду. Я отдам их ему. Так будет лучше. Что вы молчите? Вы осуждаете меня, да? Думаете, я сумасшедшая?

Егоров с горечью думал именно так, но в ответ на прямо поставленный вопрос отрицательно покачал головой:

— Нет, я так не думаю. Хотя мне и сложновато тебя понять…

— Я искала его все это время, днем и ночью искала. Давала объявления во все газеты, писала, что люблю его, что все плохое давно простила и помню только хорошее. — Марина нервно достала из сумочки сигарету, быстро закурила, сделала несколько глубоких затяжек и продолжила: — А вы говорите, что понимаете… И все-таки, скажите честно, вы действительно не знаете, где Володя и что с ним?

— Увы, нет, — покачал головой следователь.

Повисла неловкая пауза, во время которой следователь пытался подобрать правильные слова. Наконец он улыбнулся и сказал:

— Ты права, Мариночка, мне далеко не все ясно в истории вашей любви, но, несмотря на это, я искренне желаю тебе счастья и полноценной настоящей жизни.

— Спасибо вам. Вы действительно очень добрый человек. Спасибо еще раз. Ну, я пойду? А то мне пора уже, — резко прервала беседу она.

— Конечно-конечно. Иди. И всего тебе хорошего.

Девушка, явно сдерживая рыдания, быстро ушла, провожаемая задумчивым взглядом следователя. Благодаря Интерполу Егорову было известно о трагедии, разыгравшейся во французской провинции, однако он так и не решился сообщить Марине всей правды о «Володе».

Куда подевалась Маша и что с ней стало дальше, не знает никто. По крайней мере, после единственного звонка из Франции, сделанного ею Алене летом 2000 года, больше от Маши не было никаких вестей.

Алена же родила здорового мальчика, сына, которому при первом же кормлении грудью шептала на ухо: «Я знаю, малыш, твой папа жив. Что бы мне теперь ни говорили — для нас он все равно жив. И он обязательно вернется, а мы его дождемся. Мы его очень сильно любим и поэтому ждать будет несложно. Главное — набраться сил и терпения, а остальное решится само по себе. Вот так, мой Аркашенька, вот так, мой сыночек».

Обстоятельства и суммы, приведенные в романе, воспроизводят реальность девяностых годов XX века. (Примеч. ред.)