Татьяна Гармаш-Роффе: Сердце не обманет, сердце не предаст

Возникла и другая проблема: его отношения с женщинами намного осложнились. Их влекло к Олегу – симпатичный, хорошего роста, да и вообще парень славный. Но, помимо его собственной неготовности любить снова, любые отношения упирались в весьма тревожную перспективу вынести ему из своих недр не только новую жену (которую он не искал и не хотел), но и мачеху Аленке. А вот это уж совсем ни к чему. Он был согласен иметь подругу, но только «приходящую», не больше…

Загвоздка же состояла в том, что женщины, заводя отношения с мужчиной, как правило, метят на брак. То есть на то, чего Олег дать им не может… и не собирается.

Обманывать он не хотел. Опыт собственной боли заставил его быть бережным к другим. И потому он взял себе за правило говорить сразу, в самом начале, когда еще только-только возникают симпатия и желание, что жениться не намерен.

Как ни странно, против всех ожиданий Олега, это отвернуло совсем незначительную часть потенциальных подруг. Лишь спустя некоторое время он понял, в чем тут фишка: женщины, оказывается, ему не верили! Они думали, что это так, пустой треп, поза, – и что уж ей-то (конкретной Маше, конкретной Даше…) удастся его приручить!

Откуда такая самонадеянность, Олег не знал. Он ведь честно обрисовывал ситуацию, почему ему не верили? Почему подозревали в пустом трепе? Почему видели себя спасительницами его потерянной души?

Непонятно, нет. Но приручить его никому не удавалось, – от особо настойчивых Олег был вынужден бежать. Но постоянно возникали новые претендентки на его сердце, старательно делавшие вид, что претендуют лишь на его постель.

…Собственно, вот отчего Люба назвала его влюбчивым. Она видела не раз, как очередная подруга ждала его после занятий с группой в спортклубе…

И вдруг Катя. Нет, он не влюбился, он больше не умел любить. Но она была сестрой Миши. И он пытался опекать ее. Она не интересовала его сама по себе, она была сестрой .

А потом почувствовал, что у нее тоже есть опыт боли. Это их уравнивало в каком-то смысле… Словно они находились на одной высоте. Там, где других нет. Где никого, кроме них, нет…

Расставшись с ней в парке, он хотел положить конец этому странному чувству равенства. Оно его тревожило, даже пугало… Он не собирается заводить серьезные отношения! Он не намерен жениться и уж тем более подыскивать «новую маму» для Аленки! И Катю совсем не рассматривал как возможную… Собственно, никак не рассматривал. Никак!

Но ночью ему приснился сон. Снилось, что Катя лежит в снегу, вернее, под снегом, глубоко в сугробе, холодном, смертельном. И он понимает, что должен ее оттуда вытащить – его долг перед Мишей, она ведь сестра !

Олег попытался разрыть снег руками, но нет, не получалось, снежный наст не поддавался, он был покрыт ледяной жесткой коркой. Олег во сне чувствовал, как ломаются и кровоточат его ногти… И вдруг он нашел единственно правильное решение: он сбросил одежду, лег на снег, желая его протопить своим горячим телом. И он чувствовал, как снег плавится, как его тело все ближе к Катиному, еще немножко, остались последние сантиметры! Его тело не остывает, напротив, оно разгорается, становится все жарче…

И вот, наконец, он коснулся Кати. Она… кажется, она в дубленке… в расстегнутой… а под дубленкой будто бы ничего нет… И он плавно опускается на тающем пласте прямо на нее. Глаза у Кати закрыты, но тело ее тоже горячее, горячее… Она ждет его! Она ждет его прикосновения! Она тоже знает: так надо. Так правильно. Это – спасение…

Он уже чувствует, как касаются его груди ее соски, затвердевшие и заалевшие от холода… Или не от холода?..

Он обхватывает Катю руками, стараясь вырвать ее из остатков снежного плена, прижимает к себе – еще теснее, еще, еще! Она подается ему навстречу… Ее ладони ложатся ему на шею, ее губы раскрываются…

Он проснулся с биением в висках и в сердце. Да и все его тело пульсировало, каждым тактом отбивая: Ка-тя, Ка-тя, Ка-те-ри-на…

«Кажется, мы протопили арктические льды, – усмехнулся Олег. – Завтра в газетах напишут, что это результат потепления климата…»

Сон преследовал его весь день, а ближе к вечеру он придумал: попросил Катю забрать Аленку из садика. Не знал, что будет дальше, что он скажет, что она ответит – не знал. Просто надо было снова увидеть ее. Увидеть, услышать, вдохнуть.

Он сумел закончить работу пораньше, он мчался к Кате в Матвеевское, как сумасшедший, он заскочил в магазин, накупил без разбору деликатесов – для Кати, для дочки – и, наконец, позвонил в дверь.