Татьяна Гармаш-Роффе - Сердце не обманет, сердце не предаст

– И что?

– Но ты же любишь – меня! Ты так сказал!

– Но я же не говорил, что люблю тебя единственную. Я еще много кого люблю, – произнес он невозмутимо.

– Как это?.. Но… ты рассказывал, какая я нео…быкновенная, – слово проговорилось с трудом, оцарапав нёбо своей банальностью. – Что не встречал таких… что я уникальна…

– Это правда. – Он поставил стакан с пивом, который до сих пор держал в руке, браслет звякнул об столик. – Каждая женщина уникальна. И потому необыкновенна. Одно логически вытекает из другого, верно?

Боже, какая потрясающая у него улыбка… Так бы целый день – да какой там день! вечность! – глаз не отрывала, любовалась.

Катя почти не понимала его слов. Она начала разговор с одной-единственной целью: убедиться, что случилось недоразумение, мучившее ее с прошлого вечера, что Арно сейчас все объяснит, все станет на свои места, ее звездное счастье вернется. Но он никак почему-то не объяснял, ничего на свои места не становилось. И Катя задавала все новые вопросы, будто надеялась его подтолкнуть: ну же, ну давай, ну скажи, что все в порядке!

– А что же для тебя тогда слово «люблю»?

– То же, что и для всех.

– О, нет. Любовь – это выбор!

– С чего ты взяла? Романов начиталась? Ваша великая русская литература? Толстой-Достоевский? Это все давно устарело, цыпонька! Читай Бегбедера! Вот где правда современной любви.

– Не правда, нет! Это ложь. Подмена понятий.

– Твое личное дело, что ты об этом думаешь. Я сказал правду: я люблю тебя. Но не только тебя.

– Так не бывает, Арно!!!

– На нескольких жениться – вот как не бывает. Вернее, закон не позволяет. А любить можно сколько влезет.

– Не любить… Спать!

– Заниматься любовью, так звучит приятнее.

– Это секс, чистый секс. При чем тут любовь?!

– Когда я сплю с женщиной, я испытываю к ней чувство любви.

– Но это же не любовь, мерд [2]!

– Ты вкладываешь в данное слово личный смысл. Но это твои проблемы. Я не могу отвечать за тараканов в твоей голове. Скандал меня утомил, а ты разочаровала. Я не хочу повторения. Адьё.

…А потом обжигающее чувство стыда. Как можно было оказаться такой наивной, такой дурой, такой… такой… такой слепой! Ведь можно было сразу, сразу опознать в этом теле ненасытное сладострастие, в этих тигриных глазах – охотника! Такие охотятся и употребляют добычу в пищу, – а разве можно любить пищу? Нет, любят – покушать, сам процесс, только и всего! Свое удовольствие любят, наслаждение…

Можно, можно было сразу это понять, и нужно! И спасаться бегством, пока не поздно, пока ее не отравило его обаяние. Как же она, Катя, могла так вляпаться, ведь умная девочка! Умная интеллигентная девочка… Наивная девочка, хотя уже двадцать два года, уже пора бы расстаться с иллюзиями…

Но наивность – это не глупость, нет! Неужто ум заключается в том, чтобы подозревать в каждом, кто встретился на пути, подлеца? Мир состоит только из уродов, а если ты вдруг решила, что у человека настоящие чувства, то ты дебилка последняя? Скажите мне, скажите: по нашей планете ходят одни уроды? А не-уроды – это дураки?

Кате хотелось догнать его и залепить пощечину прямо в его холеную небритую щеку. Сказать что-нибудь обидное, унизить, чтобы ему тоже стало больно…

Но ему не станет. У него нет болевых рецепторов в душе. А у Кати их почему-то много, слишком много… Кто из них урод, а?

…А к вечеру ей позвонили и сказали, что Миша погиб. Болевые рецепторы взорвались. И от их атомного разложения исходила смертельная радиация.

…Нет, с Катей не случилось ни нервного срыва, ни кратковременного затмения разума. Она прекрасно поняла, что перед ней не Арно, а совсем другой человек по имени Олег. Просто он был немного похож. Отчасти физически – буйством темно-рыжих волос и звериной желтизной глаз, и даже браслетом, только кожаным, а не серебряным; отчасти тем неуловимым истечением ласковой, обволакивающей энергии, как она теперь знала, обращенной вовсе не к ней лично, а ко всем без разбору женщинам, в плену которой она недавно пребывала. И эта похожесть мгновенно содрала едва образовавшуюся корочку на ране разрыва и обмана.

– Знакомьтесь! – звонко произнесла Люба. Ей явно нравится роль старосты и правой руки Михаила Козырева. – Это частный детектив, Алексей Андреевич; это его жена Александра, она журналистка; это Роман… А это, – Люба выдержала драматическую паузу, – Мишина сестра, Катя.

Раздались восклицания, к Кате протянулось несколько рук для рукопожатия, одна девушка вскочила и обняла ее со слезами, а глаза Олега посмотрели на нее нежно и внимательно, даже немного тревожно, будто она уже была ему небезразлична.