Мария Брикер - Мятный шоколад

На площадке у ворот стояли большой серебристый «Нисан Патруль» с затемненными стеклами и роскошный катафалк, украшенный белыми лилиями. Рядом с катафалком, присев на корточки, курили задумчивые могильщики из конторы ритуальных услуг. При появлении Алечки мужики, как по команде, выронили сигареты изо рта и вскочили на ноги. Алевтина кивнула им в знак приветствия и встала неподалеку, ожидая начала церемонии и осторожно поглядывая по сторонам. Она чувствовала, что убийца наблюдала за ней, но откуда — понять не могла. Впрочем, ей было безразлично — откуда. Сценарий, который она собиралась воплотить сегодня в жизнь, несомненно, должен был убедить всех вокруг, в частности, убийцу, что с головой у Али серьезные проблемы.

Клим подавился минеральной водой и закашлялся, с ужасом таращась в окно своей машины, мимо которой только что продефилировало нечто невообразимое — в огромной идиотской черной шляпе с вуалью, в сильно облегающем шелковом платье с разрезами и с букетом незабудок в руке. Все это сооружение сильно смахивало на гриб и выглядело жутко нелепо. К тому же шляпа была явно великовата обладательнице, она то и дело съезжала набекрень, и девушка постоянно ее поправляла, путаясь в многослойной длинной вуали.

— Это кто ж тебя родил такую? — усмехнулся Клим, справившись с легким шоком, и вновь впал в ступор, потому что обладательнице шляпы надоело бороться с вуалью, и она отбросила ее с лица себе за спину. — Боже мой, — только и смог сказать Клим и обернулся.

К воротам кладбища на всех парах несся черный старенький «Ленд Ровер», похожий на квадратный гроб на колесах, а следом мчались несколько дорогих машин представительского класса. Машины одна за другой тормозили и паковались гуськом вдоль кладбищенской ограды. Клим растерялся, он не думал, что народу будет так много. Передняя дверь «Ленд Ровера» открылась, из нее выскочил охранник Ивана Аркадьевича и, придерживая заднюю дверь, помог хозяину выйти. Иван Аркадьевич был одет в строгий черный костюм, белую рубашку с галстуком, на ногах матово поблескивали остроносые лаковые ботинки. Представить, о чем он думает, было сложно: половину его лица закрывали большие темные солнечные очки.

Он отошел от машины, встал чуть поодаль, достал сигареты, закурил… Захлопали двери других машин, из них, хмуря суровые лица, вышли несколько мужиков в черных костюмах с букетами и венками. Одного взгляда на типажи Климу хватило, чтобы понять, к какой прослойке населения принадлежат друзья хозяина базы — от них за версту разило легализованными криминальными бабками, заработанными на крови. Мужики чинно, по очереди, подходили к Ивану Аркадьевичу, хлопали его по плечу, обнимали и отходили в сторону. Клим тоже решил выйти из машины, заплатить плакальщице деньги и отправить ее от греха подальше домой. Он подхватил с сиденья роскошный букет ослепительно белых роз и, чувствую себя полным идиотом, вышел из машины. Не успел он сделать и двух шагов в направлении небесного создания, как «девичий стан, шелками схваченный», поддерживая одной рукой свою идиотскую шляпу, ринулся в сторону Ивана Аркадьевича с леденящими душу воплями.

Сказочник вздрогнул и попятился назад, охранники растерялись, выпучили глаза и остолбенели. Клим, отбросив букет на капот машины, метнулся следом за девушкой, чтобы ее задержать, но не успел — девушка, уронив шляпу на асфальт и рыдая, как белуга, подлетела к старику и повисла у него на шее.

— Скажите всем, что я ваша родственница, — сквозь слезы шепнула Алевтина старику на ухо.

— Что? — ошалел Иван Аркадьевич.

— Так нужно, скажите, а то мой плач будет выглядеть странно. Технология такая, — припоминая уроки тетушки, выдала Алечка.

— Чего?!

Клим подлетел к хозяину базы и тоже обнял старика, пытаясь осторожно отлепить от него девушку.

— Это я ее нанял… Она профессиональная плакальщица… Думал… Короче, все, ты свободна. Иди домой, вот деньги… — Клим сунул в руку Алевтины сто долларов, она растеряно повертела купюру в руках и непонимающе посмотрела ему в глаза.

— Тихо, тихо, дочка, все мы смертны, — громко сказал Иван Аркадьевич и истерически закашлялся. Прокашлявшись, старик высморкался. — Господа, моя приемная дочь, э…

— Алевтина, — брякнула Алечка и тоже закашлялась.

— Моя приемная дочь Алечка. Прошу вас простить ее эмоциональность. Она Глашеньку очень любила.

— Да-а-а, я очень Глашеньку любила, — роняя обильные слезы, всхлипнула Аля, стараясь изо всех сил сдержать истерический смех.