Мария Брикер - Босиком по снегу

— Она там со вчерашнего утра в отключке провалялась, — заметно тише продолжила сестра. — Из электрички вышла, раскачиваясь из стороны в сторону, в помещение билетной кассы вошла, на лавку села, вернее, легла — и все, больше в сознание не приходила. Кассирша решила, что она пьянчужка или наркоманка. Милицию не стала вызывать, думала, проспится девка и уйдет сама. Только потом уже сообразила, что что-то не так… Вы уж извините меня, Рафаэль Абрамович, но кроме вас и меня в больнице уже никого не осталось.

— А Тарасов где? — приложив ко лбу девушки руку, спросил главврач.

— Ушел, — однозначно пояснила Ирина.

— Давно? — уточнил Разумовский.

— Со вчерашнего дня, — уточнила Ирина.

— Понятно, значит, его можно ждать не раньше чем через неделю. Ну, Бог с ним. Давай, душенька, в отдельную палату ее немедленно, а я сейчас переоденусь и приду.

Сестра незамедлительно выполнила поручение, раздела девушку, переложила ее с каталки на кровать и, утерев рукавом халата пот со лба, присела на стул в ожидании врача. Разумовский не заставил себя долго ждать, вооружившись стетоскопом, вошел в палату, тщательно осмотрел пациентку, нахмурился и покачал головой.

— Кожные покровы гиперемированны и цианотичны, дыхание поверхностное, учащенное… А с девочкой-то беда, — вынес он свой вердикт, — и без рентгена ясно, что пневмония у нее в тяжелой форме. Готовь ампициллин и жаропонижающее, маску с кислородом подключи… хотя здесь все понятно — не выживет она, даже если мы в Москву ее отправим.

— Ох, несчастье-то какое, — запричитала сестра, громко топая, вылетела из палаты, так же громко топая, вернулась со всем необходимым и, продолжая причитать и охать, засуетилась над девушкой. — Может, оклемается еще, Рафаэль Абрамович? Ведь молодая совсем, — закончив все предписанные доктором процедуры, с надеждой спросила Ирина, укутала девушку в одеяло и промокнула ее влажный лоб стерильной салфеткой.

— Только чудо сможет ей помочь, голубушка, уж поверьте моему многолетнему опыту, — грустно сказал доктор. — Родственников надо известить, чтобы проститься успели. Судя по одежде, она из обеспеченной семьи. Документы у нее есть? Что она вообще делала на нашей станции?

— Она, наверное, экстрасенша, — предположила сестра, деловито обшаривая карманы одежды пациентки.

— Не понял, — растерялся Разумовский.

— Что тут непонятного, Рафаэль Абрамович? Неужто вы не в курсе, что здесь недалеко живет… Как его, блин?

— Не выражайся, голубушка, — сделал замечание Разумовский. — И кто же тут живет недалеко?

— Простите, Рафаэль Абрамович, — извинилась Ирина, — здесь недалеко живет человек один. Доктор. Так вот, к нему со всей страны эти, ну как их, блин…

— Не выражайся, голубушка, — вновь сделал замечание Разумовский. — И кто же к нему со всей страны приезжает?

— Ну, люди с паро…. тфу-ты ну-ты, и не выговоришь даже, в общем, с необычными способностями, — объяснила Ирина. — Смотрите, паспорт ее нашла, деньги, ни фига себе сколько… А это что? — выудив из кармана полушубка девушки какой-то листок, заинтересовалась сестра. Она пробежала его глазами и радостно выкликнула: — Точно, экстрасенша! Я же говорила. Здесь как раз адрес этого профессора указан и еще фамилии каких-то женщин.

— Так, понятно — к этому «доктору» со всей страны стекаются психи. А позвольте спросить, голубушка, что он с ними со всеми делает? Он у них что, духовный учитель?

— Да нет, что вы, Рафаэль Абрамович, — засмеялась Ирина. — Он, насколько я знаю, довольно известный ученый. Я про него в газете читала, — занимается паро… и биоэ… Ой, ну не выговорить даже.

— Н-да, — озадачено почесал макушку Разумовский. — Ты имела в виду парапсихологию и биоэнергетику? Чудесно! Он занимается тем, чего не существует в природе. Хорошо еще, что он НЛО не изучает, а то наше спокойное местечко наводнили бы не обычные шарлатаны, а инопланетяне и летающие тарелки. Вот что, голубушка, чем бы он там ни занимался, поезжай к нему, благо живет он недалеко, и справься, знает ли он… дай-ка сюда паспорт, — доктор забрал у сестры паспорт и раскрыл его, — …знает ли он Александру Сергеевну Демидову. Фамилии женщин, которые написаны на листе, ему назови. Объясни, что девушка, по всей вероятности, ехала к нему. К сожалению, не доехала, — сочувственно добавил доктор, присел рядом с пациенткой в старое дерматиновое кресло с прорванной в нескольких местах обивкой, устало откинулся на спинку и глубоко задумался над тем, что мир, кажется, скоро превратится в большой дурдом и медицину заменят лженауки и псевдоучения, так активно набирающие силу в последнее время. Еще Рафаэль Абрамович думал о Фимочке, которая, наверное, уже как следует протопила баньку и с нетерпением ждет его возвращения домой, о вкусном форшмаке, приготовленном ею на ужин, о баночке чистого, как слеза, медицинского спирта, который он собирался употребить после баньки, закусывая форшмаком, предварительно разбавив спирт в равной пропорции с колодезной водой, и о молодой симпатичной девушке, которая в горячке металась по жесткой больничной койке и никакой надежды на то, что она хотя бы дотянет до утра, у доктора не было. Постепенно Разумовского стало клонить ко сну, тело его обмякло, голова запрокинулась, очки свалились с носа на пол, и палата погрузилась в туманную дымку… Неожиданно он услышал смех, странный, как перезвон колокольчиков, нежный и завораживающий, потом появилась девушка, высокая и очень худенькая, с длинными темными волосами и венком на голове. Она материализовалась словно из воздуха и закружилась по комнате в причудливом танце. Тело ее было на удивление гибким, движения — очень гармоничны. Ее тонкие руки, украшенные браслетами, взмахнули, как крылья птицы, и Разумовскому показалось, что она воспарила над полом.