Ситуация была критической: по каким-то непонятным причинам его еще не выгнали вон, но уверенности в том, что Сонечка, вернувшись домой, не передумает, у Михаила Крюгера не было. Надо было что-то делать. Но что? И тут в голову Крюгера пришел коварный план. Он метнулся к кладовке, достал пылесос, тщательно пропылесосил квартиру, помыл пол, вымыл посуду, оставшуюся после завтрака, засунул в стиральную машину свои вещи, облачился в Сонин шелковый халатик, вернулся на кухню, повязал поверх халата ситцевый фартук, подошел к холодильнику и решительно распахнул дверцу. Окинув трагическим взглядом представленный на полках скудный ассортимент продуктов, Михаил стал судорожно прикидывать в уме, что можно такого вкусненького приготовить на ужин к приходу Сони, чтобы окончательно ее умаслить. Готовить Крюгер терпеть не мог, делал это только в исключительных случаях, но зато — мастерски, всегда держа в голове парочку самых модных кулинарных рецептов для гурманов или, скорее, для гурманш. Но, похоже, сегодня был не его день. С утра он уничтожил почти все продовольственные запасы Сони, и на полках холодильника остались лишь масло, кусок прошлогоднего сыра и бульонные кубики «Кнорр».
— Негусто, — озадаченно сказал он и решил уже захлопнуть холодильник, но тут — о спасение! — взгляд его упал на отделение для овощей, где сиротливо лежали несколько скукоженных луковиц. — Soupe a l'oignon, parisienne! — радостно завопил Михаил, выхватывая одну луковицу из ячейки и нежно целуя ее облезлую шкурку. Крюгер тогда еще не знал, чем отплатит ему луковица за такое нежное отношение.
Когда Соня вернулась домой, она застала Михаила рыдающим над кастрюлькой с булькающей ароматной жидкостью.
— Что ты делаешь? — потрясенно оглядывая Крюгера с ног до головы, спросила Сонечка.
— Готовлю луковый суп по-парижски, будь он неладен, — размазывая совсем даже не скупые мужские слезы рукавом Сониного халата, сообщил Крюгер.
— А почему ты плачешь? — испуганно спросила Соня.
— Из-за тебя, Сонечка, — всхлипнул Михаил, — я ведь так тебя обидел, дорогая! Прости меня. Кушать хочешь? Ужин уже готов. Правда, я не знаю, любишь ли ты луковый суп?
— Я просто обожаю луковый суп по-парижски, — улыбнулась Соня и уселась за стол. Она, конечно же, простила Михаила, потому что не простить мужчину в шелковом женском халате и ситцевом фартуке — просто невозможно, тем более, если он рыдает над кастрюлей с супом, который приготовил сам, несмотря на страшные мучения. — И вот еще что, — добавила она, сглотнув слюнки, — я съездила не зря. Медицинской карты Алины у меня нет, но она нам и не нужна. Мне удалось очень мило пообщаться с ее лечащим врачом, кстати, с тебя 100 баксов, — именно столько я отдала за информацию о девушке.
— Тебе удалось узнать, какие хронические заболевания имеются у Алины? — заинтересованно спросил Михаил, разливая суп по тарелкам.
— Удалось, Миша. Оказывается Алина Репина — инвалид!
— Инвалид! — ошарашено воскликнул Крюгер, чуть не уронив тарелку на пол.
— Да, дорогой. Она, как сейчас принято говорить, «исключительный ребенок» или «ребенок с особыми потребностями».
— Что значит — с «особыми потребностями»? — не понял Крюгер. — Она что, лежачий инвалид?!
— Ты тарелку-то ставь, ставь на стол, Мишенька, — ласково сказала Соня, — а то ненароком уронишь, после того как я тебе все объясню. Поставил? Вот и молодец. А теперь сядь. «Ребенок с особыми потребностями» — это олигофрен. Я понятно объяснила, Мишенька?
— Божий ребенок, Господи! — потрясенно выдохнул Михаил, когда к нему вернулась способность говорить. — Вот что она имела в виду, когда говорила о девочке — Божий человек — так в старину называли сумасшедших!
— Кто?
— Бабка Клава, когда я сообщил, что, по имеющимся у меня данным, Алина занимается проституцией. Неужели Наталья Лемешева использует не совсем нормальную девочку в таких ужасных целях!
— Да с чего ты взял, что девочка занимается этим древним ремеслом?
— А чем она может еще заниматься, если к ней мужики толпами валят — мне так старуха на станции сказала! Знаешь, сейчас ведь извращенцев полно, любителей уродцев. Похоже, Наталья Лемешева это просекла и поставила дело «на поток». Мерзость какая! Бедная девочка! Но теперь, по крайней мере, мы точно знаем, что она не может быть Юлией Качалиной.
— Не знаю, почему ты вдруг решил, что Алина — урод? Внешне она вполне нормальная девушка, только ведет себя как маленький ребенок. У олигофрении три разные степени выраженности. Так вот, у Алины легкая форма — это мне врач объяснила. Поэтому это заболевание не сразу и распознали, хотя в принципе диагноз ставится до трех лет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу