Буало-Нарсежак - Убийство на 45 оборотах

Когда он вновь открыл глаза после многих часов бессознательной неги, она по-прежнему была возле него, преисполненная материнской тревоги. Склонившись над ним, она гладила его по голове.

— Который час?

— Десять.

Одно утро позади.

— Почты нет?

— Только газеты.

— Там есть…

— Да. Вскрытие показало, что он умер в обмороке. От эмоций, а не от удушья.

— Это не имеет значения.

— Кто знает. Убийцу могут обвинить только в физических действиях, повлекших за собой смерть. По крайней мере, мне так кажется.

— Для нас, во всяком случае, ничего не меняется, — заключил Лепра.

— Ты, может, все-таки поздороваешься? — сказала Ева.

— Доброе утро.

Они позавтракали на кухне. У них не было сил нести чашки и приборы в гостиную.

— Ну вот, мы как старые супруги, — сказала Ева. — Представь себе, что эта сцена повторяется ежедневно в течение двадцати или тридцати лет. Ты бы выдержал?

— Почему бы и нет?

— Нет, Жанчик. Не насилуй себя. Почему ты всегда бежишь от очевидного? Мой муж был такой же, как ты. Он кидался за каждой встречной юбкой и в то же время упрекал меня в неверности. От логики вы не умрете.

Лепра рассеянно слушал ее, подавляя зевоту. В это утро Ева была ему почти чужой. Он впервые подумал о том, какая система защиты ему наиболее выгодна. Во-первых, надо настаивать на убийстве из ревности — это судьба, а судьба неумолима. И преступник — просто заблудшая овца.

— Ева, — прошептал он, — я хочу задать тебе один деликатный вопрос. Но обещай мне, что ответишь спокойно… Не рассердишься… Помнишь фразу с последней пластинки? «Когда будете ее допрашивать, она вам все объяснит».

— Ну?

— Это правда?.. Ты действительно все объяснишь?

Ева поставила чашку.

— Естественно, — сказала она. — Все. А что? Тебя это пугает?

— Нас будут допрашивать по отдельности. И если наши показания не совпадут…

— Почему бы им не совпасть? Ты собираешься лгать?

— Конечно, нет, — Лепра опустил глаза.

— Не волнуйся, они устроят нам очную ставку.

Лепра допил свой кофе, забыв положить сахар. Он не мог признаться себе, что в этот момент понимал Фожера, чуть ли не сочувствовал ему.

— Какой ты у нас сложный, — сказала Ева. — В сущности, мы так плохо знаем друг друга. Я-то — сама простота.

— Знаю, — нетерпеливо перебил ее Лепра. — Ты вообще ходячая добродетель.

Он ожидал, что она взорвется. Ева только посмотрела на него долгим взглядом. Он предпочел бы пощечину.

— Кто виноват в том, что ты страдаешь? Дай мне сигарету.

Он бросил пачку ей на стол и вышел в гостиную. Рассеянно наиграл мелодию Фожера и пошел бриться. Несмотря на жужжание бритвы, он слышал, как Ева ходила туда-сюда, мурлыча модные песенки. Она тоже старалась не выходить из роли, и ей это удавалось куда лучше. Он тщательно оделся и вернулся к роялю. «Там» он играть не сможет… «там», то есть в тюрьме, он понесет гораздо более суровое наказание, нежели она. Сколько угодно она может уверять, что заплатит дороже, чем он, это не так. Вечное стремление возобладать, самоутвердиться. «Они воевали между собой, а я служил им заложником, — подумал он. — Кретин». Под его пальцами внезапно начала рождаться мелодия, он остановился.

— Продолжай, — сказала Ева из-за его спины. — Что это?

— Понятия не имею. Само получилось.

Он попытался вновь найти этот мотив, но на сей раз он ускользал от него, обрастая ненужными реминисценциями.

— Попробуй еще раз!

Она наиграла несколько тактов. Не стоило продолжать. Родившаяся было песня уже не вернется к нему. А это была песня. Они оба почувствовали это. Новая, изящная мелодия, в которой Лепра не успел еще узнать себя. Но он радостно бросился к Еве.

— Прости меня, милая, — сказал он. — Я действительно несносен. Я бы хотел быть таким же, как ты… прямым, непосредственным.

Он ударил себя в грудь.

— Это тут… во мне… но я не могу выпустить наружу все, что я хотел тебе сказать… все, что мне надо будет тебе сказать…

Он обнял ее, прижал к себе и долго не отпускал. «Я не хочу тебя терять, — прошептал он. — Мне так с тобой хорошо!» Тем не менее, он отпустил ее и сел за рояль. Нажал наугад на клавишу, как Фожер, вслушался в замирающий протяжный звук. Ева подошла к нему, прислонилась к его плечу, и внезапно ему захотелось остаться одному. И впрямь, не так он прост!

— Что будем делать? — спросила она.

И правда, надо было что-то делать, создать себе иллюзию жизни, держаться, продолжать эту чудовищную игру до того момента, когда раздастся звонок Бореля. Но что можно сделать, когда в конце этой недели, как в конце улицы, погруженной во мрак, высится неприступная стена? Лепра был небогат, но он с удовольствием растратил бы сейчас все что имел, почти 500 тысяч франков. По крайней мере, это был бы красивый жест.