Елена Басманова - Автомобиль Ионна Крестителя

< * Так проходит мирская слава (лат.). >

– Придется вам отложить свой рассказ, – попробовал остановить словоизлияния красавца доктор, – хозяйка появилась, видно, все гости собрались, скоро начнут.

Холомков оставил реплику доктора без внимания и обратился к Муре, потому что ее красавица-сестра скользила глазами по залу в безуспешных поисках композитора Скрябина.

– Муж Елену Константиновну обожал, выполнял все прихоти своей красавицы. А еще говорят, что счастливых браков не бывает. Нет, не прав граф Толстой! Господин Малаховский даже тайно собрал какие-то сочинения своей супруги – кажется, любовные стихи – и издал в виде книги. Преподнес ей подарок! Лет эдак пятьдесят назад, когда нас с вами еще на свете не было. Впрочем, это преданье старины глубокой я знаю понаслышке, может, чего и путаю. Дом-то и участок уже позднее появились… А после смерти супруга она обратилась к философии, к глубокой, умной, доброй религиозности. Редчайший случай. У нас ведь философами обычно от несчастий становятся…

Он перевел взгляд на Брунгильду, – не обнаружив своего кумира в толпе гостей, та замерла в ожидании.

– Вот и у господина Скрябина в музыке много страсти, иной раз открытого ликования. Наверное, счастлив в семейной жизни, – у него, говорят, милая жена и четверо детишек. А вы, Брунгильда Николаевна, стихами не интересуетесь?

Брунгильда улыбнулась – ей нравился Холомков, хотя что-то в нем было такое, что заставляло держаться в отдалении.

– Уважаемые дамы и господа! – со сцены раздался приятный, чуть взволнованный голос хозяйки дома. – Мы начинаем наш вечер, хотя московский гость запаздывает.

Мура огляделась. Пока они беседовали, гости заполнили зал, расселись по местам.

– Бог послал нам свою благую весть в лице Дарьи Матвеевны Осиповой, – продолжила госпожа Малаховская, – эта богомольная женщина прожила непростую жизнь, но Господь всемилостивейший наградил ее даром необыкновенным, ибо безгрешна душа ее. И дар пророчества поселился в ней. Кто слышит весть, которая с мукой мученической пробивается сквозь косноязычие несчастной нашей чудотворицы, тот понимает, о чем я говорю. Бог сам знает, когда являться к нам из уст своего орудия. Ибо в послании святого апостола Павла коринфянам сказано, «кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу, потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом. А кто пророчествует, тот говорит людям в назидание, увещание и утешение». Мы должны приложить все усилия для того, чтобы сберечь Дарью Матвеевну, посему призываю вас быть великодушными и милосердными. В буфетной зале стоит ваза для пожертвований… Это необходимое краткое предисловие перед тем, как начать. Благословляете ли, матушка? – Елена Константиновна полуобернулась к неподвижной, понурой Дарье. Та, подобно брошенному мешку, по-прежнему покоилась в кресле – ответа не последовало. Впрочем, хозяйка и так была довольна, немногим удавалось залучить в дом блаженную, оберегаемую императорской семьей. – Прошу тишины, сейчас вы услышите романсы Шуберта в исполнении княжны Сумбатовой. За роялем князь Сумбатов.

Под одобрительный гул и аплодисменты на сцену вышла молодая некрасивая девушка в розовом. Она встала у рояля и взглянула на отца-аккомпаниатора .

Пела княжна ужасно – Мура поняла это сразу, дрожащий подбородок сестры подтвердил ее мнение. Брунгильде было обидно слышать столь непрофессиональное пение и весьма посредственную игру на рояле. Но сама Мура радовалась – на таком фоне Брунгильда затмит всех.

Перетерпев Шуберта, Мура вежливо похлопала и улыбнулась, увидев, что на сцену взбежал, прихрамывая, невзрачный человечек с худым бледно-серым лицом и рыжевато-красными кудрями торчком – он вручил певице роскошные азалии, поцеловал ей руку и встал в сторонку, аплодируя и ожидая, когда та закончит раскланиваться.

Затем, шагнув на середину сцены, без всякого объявления, вытянув шею и энергично мотая красной бородкой, закричал высоким голоском:

Будем как солнце! Забудем о том,

Кто нас ведет по пути золотому,

Будем лишь помнить, что вечно к иному —

К новому, к сильному, к доброму, к злому, —

Ярко стремимся мы в сне золотом.

Будем молиться всегда неземному

В нашем хотенье земном!

Пораженные барышни Муромцевы переглянулись… Смешной человечек продолжал читать стихи без остановки, нараспев. В разных концах зала послышались восторженные всхлипывания, изредка сдержанные смешки. Наконец госпожа Малаховская уловила краткую паузу и, сложив ладони для аплодисментов, неожиданно громко возвестила: