Валерия Леман - Завещание ведьмы

– Куда пойдем?

– Ко мне. У меня спокойнее…

Холодный дождь, мокрые слипшиеся волосы, греющая бутыль на груди.

– Давай, двигайся быстрее, не то я совсем околею…

– …Ты меня слушаешь или куда?!

Быть может, на какой-то момент я и отключился, а капитан тут же запросто треснул меня по плечу, нарисовавшись крупным планом.

Осенний вечер с дождем исчез, и я увидел прямо перед собой багровое лицо и красноватые, выпученные на меня глаза хмельного капитана, продолжающего свой рассказ.

– В тот вечер никто больше к Америке не заходил, не забегал, так что свидетелей нет ни одного. Ну, а утром к нему чисто случайно заглянула соседка, обратив внимание, что дверь приоткрыта. Зашла и увидела такую картину: за столом, друг против друга, сидели, лицами ткнувшись в стол, два мужика: Америка и Трофимов. Трофимов почти тут же замычал, бухнул кулаком о стол и вновь захрапел, а вот Америка был совершенно неподвижен! Соседка начала его теребить за плечо, и он повалился на пол без единого звука. Перепуганная женщина глянула на него и за сердце схватилась: Америка был мертв – застывшее лицо с широко распахнутыми мертвыми глазами.

Капитан глубоко вздохнул и в очередной раз неторопливо разлил водку на двоих. Признаться, к этому моменту я почти забыл о присутствии дамы, которая все еще сидела с нами, что-то зло выкрикивая в свой сотовый.

– Ну, все было как обычно: вызвали милицию, то да се, – капитан поднял свою рюмку, жестом чокаясь со мной и тут же ее опрокидывая. – Как я уже говорил, следствие вел Пономарев. Я достал материалы дела и выяснил некоторые подробности. Первое: Америка погиб от удара, известного под названием «гильотина». В принципе, последние семь лет этот удар был отнесен к серии запрещенных и не относящихся ни к одному из классических единоборств – карате, дзюдо, самбо и прочее. Как объяснил Пономареву тогдашний тренер детской секции карате Шишкин, удар «гильотина» – из арсенала спецназа, его изобрел американский профессиональный тренер спецназа Дональд Брукманс, чьи удары и приемы ныне нелегально распространяются по всему свету… Ты меня слышишь?

Капитан снова наклонился ко мне, и я увидел, что у него все лицо пошло пятнами, а на висках выступил пот.

– Вижу, капитан. И слышу. Продолжай.

Он в очередной раз разлил водку, и я краем глаза увидел, что Ляля вроде бы поднялась со своего места и, резко отодвинув стул в сторону, куда-то направилась.

Впрочем, это совсем другая история, а меня гораздо более интересовала та, что рассказывал Тюринский.

– Вздрогнем!

– Вздрогнем.

Мы вздрогнули, и рассказ продолжился.

– Сам понимаешь, в нашей деревне каждый суслик – агроном, и все друг про друга всё знают. Так что быстро всплыл тот фактик, что Трофимов, когда проходил службу в армии, попал в спецназ, где всякие такие приемчики практикуют, – капитан подмигнул и в очередной раз принялся за разлив водки.

– Потому его и признали виновным? – я изо всех сил старался, чтобы голос мой звучал твердо.

Капитан кивнул в ответ.

– Тут и искать долго не надо было – двое за столом, больше никто никого не видел. Зато уж Трофимов бил себя в грудь, что невиновен! Это я отлично помню. Мы все ходили на заседания, когда шел суд, и каждый раз парень вскакивал с места и, рыдая, кричал, что никого не убивал.

– Но его посадили.

Тюринский вновь кивнул, подтверждая мою правоту.

– Осудили и посадили. Прошло пять лет, и вот он вернулся.

Я хитро (как мне казалось) усмехнулся.

– Вернулся и был убит точно таким же ударом, каким якобы он сам убил пять лет назад своего друга.

Капитан закрыл глаза и молча кивнул. Я подумал, что он засыпает, и в свою очередь потряс его за плечо:

– Не спи за рулем!

Он вздрогнул и широко раскрыл свои глаза василькового цвета.

– За рулем? Слушай, а у меня ведь тачки нет. И бог с ней! Но домой пора ехать. Погоди, друг, я звякну своим – кто там у нас сейчас в дежурке?..

Капитан звякнул в дежурную часть, и через пару минут за нами подъехал полицейский «уазик», благополучно доставив по домам.

Таким образом, в час ночи я вновь был в доме бабы Арины, в ее кровати, мгновенно погрузившись в сон.

Так завершился мой второй день в Глухове.

Я был разбужен по-глуховски традиционно: в полной темноте ночи заухала сова на чердаке, и тут же мне на грудь прыгнул кот, уставившись зелеными фонариками своих глазенок на меня, несчастного.

Я ощущал ужасную жажду и тоску, а потому не сразу сообразил, что все еще нахожусь в нечистом доме бабки Арины и на груди у меня сидит кот, которого я сам прозвал Мавриком, кажется, в честь того самого мавра, что задушил свою супругу Дездемону.