Жан-Пьер Гаттеньо - Месье, сделайте мне больно

Достоинством тюремного заключения, говорил я себе, по крайней мере, было бы то, что оно позволило бы мне рассчитаться с долгами. Все мое имущество будет продано, чтобы погасить долги и проценты по ним, а если что-нибудь останется, останется мне после выхода из тюрьмы.

В этот момент позвонили в дверь.

Шапиро! – подумал я. Поняв срочность положения, он приехал на мой вызов. Что он сделает, увидев Ольгу под моей кушеткой? Я предпочел не думать об объяснениях, которые мне надо будет ему дать, и пошел открывать.

Но это оказался не Шапиро.

За дверью стоял мужчина высокого роста, лет пятидесяти, со, скорее, приветливым лицом, одетый в элегантное пальто темно-синего цвета, покрытое снегом. Я его никогда не видел, но тотчас нее узнал.

– Я – Макс Монтиньяк, – сказал он. – Думаю, мы должны поговорить.

Ошеломленный, я смотрел на него, не шелохнувшись.

Он мягко, немного с иронией в голосе, спросил:

– Вы предпочитаете, чтобы мы остались на лестнице?

Я подвинулся пропустить его. Когда он шел мимо меня, я заметил, что он выше меня на голову, и был удивлен тем, до какой степени он соответствовал портрету, который мне нарисовала Ольга: безудержный игрок по-крупному, уверенный в себе, в своем успехе, в своей власти над остальными. Все в нем указывало на богатство и еще больше на привычку к роскоши. В некоторой степени он был похож на свои капиталы. Быстрые деньги, которые существовали только в движении или, скорее, в махинациях, в своей способности обмануть других.

Он остановился посреди приемной, осмотрелся, на мгновение его взгляд задержался на «Конце света», затем он продолжил осмотр, подобно стратегу, изучающему место, которое собирался захватить. Наконец, не дожидаясь приглашения, устроился в кресле. С его пальто посыпался снег.

– Сожалею, – сказал он, – но на улице прескверная погода. Достаточно выйти из дома, и вас тут же заваливает снегом.

Он, казалось, чувствовал себя совершенно свободно. Еще чуть-чуть, и он предложил бы мне сесть.

– Вы, кажется, удивлены моим визитом, – заметил он.

Я тоже уселся.

– Это необычно – посещать психотерапевта своей жены, – сказал я осторожно.

– А вы человек обычая, месье Дюран?

– Профессия психоаналитика предполагает некоторые обыкновения, в интересах пациентов.

– И какой же интерес у моей жены, как вы считаете?

Я не ответил. Он вынул коробку сигариллос из кармана пальто – «Давидофф» – и прикурил одну из них от массивной золотой зажигалки.

– Я пришел к вам, – продолжил он, – потому что беспокоюсь за Ольгу. Она была у вас вчера вечером – она всегда предупреждает меня, когда идет к вам, – но против обыкновения не вернулась домой. Я прождал ее всю ночь и все утро. После обеда мне пришлось заняться делами. (Он показал на «Либерасьон», лежащую на низком столике.) Вы, вероятно, знаете, что в данный момент я нахожусь в очень трудном положении… Когда я вечером пришел домой, ее все еще не было. Вы понимаете, мой визит – это поступок обеспокоенного мужа, который хочет знать, что случилось с его женой.

Он сильно затянулся своей «Давидофф» и посмотрел на струйку дыма, медленно поднимающуюся к потолку.

– У вас такой вид, будто вы мне не доверяете. Однако это правда, я дорожу своей женой. Очевидно, она не совсем нормальная. Впрочем, я тоже. Но кто может назвать себя таковым? Вы об этом знаете по роду профессии. Мы с женой любим друг друга в немного необычной манере. Я полагаю, она вам говорила. Она всем рассказывает о том, что я с ней делаю, а вам тем более. Если бы вы знали, у скольких психиатров, невропатологов и прочих специалистов она консультировалась до вас. Но теперь я уверен, что она в надежных руках.

Он снова затянулся сигариллос, прежде чем повторить с нарочитой иронией в голосе:

– В надежных руках, не так ли, доктор?

Я ждал, что он скажет дальше, и он продолжил:

– Ольга причинила мне много неприятностей в последнее время. Вы знаете, она постоянно ворует. Я надеялся, что вы избавите ее от этой мерзкой привычки. Уверяю вас, что в моем положении совсем небезопасно иметь жену, которая крадет в магазинах. Не то чтобы я был очень щепетилен в вопросах порядочности, но в данный момент мне это совершенно не нужно.

Снова он указал мне на газету.

– То, что обо мне говорят, отчасти верно, но в бизнесе нельзя руководствоваться моралью, в противном случае остается только прикрыть лавочку. Все это знают. Не разбивши яиц, не сделаешь яичницы. Но люди ведут себя, словно это не так, как если бы деньги подчинялись иным законам. Вы знаете это стихотворение?