Шеф протянул нам руку и представился:
- Алексей Александрович, фамилия - Федоткин, но, наверное, это не обязательно. Все равно не запомните. - Он радушно повел рукою в сторону, приглашая пройти с ним.
Окружали шефа ещё человек пять крепких, как на подбор, грибов-боровиков, каждому лет по двадцать-двадцать два, хорошо накачанные, наголо остриженные. Спортивная команда, и только. Выехала за город, на свежий воздух, чтобы обсудить детали предстоящего участия в республиканских соревнованиях по каратэ.
В большом зале-столовой было тепло, пахло вареным и жареным мясом и дорогими сигаретами, в камине на раскоряченных железных ножках стоял казан, в нем булькало варево.
На столе дымилось свежее, только что вытащенное из казана мясо. Мяса было много, сложено в три огромных фаянсовых блюда. И что это было за мясо, можно не объяснять - около камина, на приступке охапкой, будто мелкие тощие полешки, были сложены обрубленные по колено косульи ножки. Ножки тех самых косуль, которые выскочили в лесу на нас и в которых мы не стали стрелять. Отдельно, на газете, лежали их головы с острыми короткими рогами приготовлены, надо полагать, не для отчета перед охотинспектором, - а для выделки, чтобы украсить стену какого-нибудь дома. Может быть, даже квартиру того же Алексея Александровича.
- Перекусите малость с нами, - Александр Александрович гостеприимно ткнул рукою в стол, - а потом шулюма из котла похлебаем, - он ткнул в казан. - Шулюм ребята делают крепкий, как спирт. Захмелеть можно.
Мясо было вкусным, сухое тепло, исходящее от камина - расслабляющим, и очень скоро мы с Кузнецовым забыли о наших скитаниях по черному ночному лесу, о леших, шарахавшихся в темноте от нас в разные стороны: все-таки не самое лучшее дело ночевать в непроглядной пуще, среди нечистой силы, забыли о том, как проваливались в ямы и натыкались на ветки - я себе чуть глаз не выколол, хорошо, острый сучок вонзился в кожу чуть ниже глаза и оставил там лишь царапину. И главное, мы, дураки беспечные, даже фонари с собой не взяли. А освещать густой мрачный лес спичками - дело совершенно бесперспективное. В конце концов мы подчинились этому лесу и поплыли по нему, словно листья по течению - куда вынесет, и вот, в конце концов, вынесло - в нагретый дом, к разгульному, щедро накрытому столу.
- А что здесь раньше было, в этом доме? - спросил мой спутник у шефа.
- А! - беспечно и одновременно досадливо махнул тот рукой с зажатой в ней косульей костью. - Приезжало разное начальство. Из города, из области, из столицы. Партийное в основном. Сейчас приезжаем мы. - Он вновь улыбнулся лучшей из своих улыбок.
Все-таки необыкновенно доброе, открытое, надежное лицо было у этого человека.
Хоть и расслабились мы с моим приятелем, и вязкая пелена упала перед глазами - первый признак того, что надо определяться на сон грядущий, и в ушах завис медный звон, но разговоры, что пошли за столом, не могли не застрять в нашем сознании. Вначале говорили о каком-то Касьяне, задолжавшем десять тысяч баксов и не желавшем их отдавать ("Ждет, когда мы нальем в рот воды, а в задницу вставим кипятильник, чтобы вода эта вскипела, - с добрейшей улыбкой произнес Алексей Александрович и повернулся к парню, похожему на краба: - Паук, узнай-ка завтра, где Касьян, что он, с кем он, чем дышит? Вечером нанесем визит"), о директоре универсама, поставленном на счетчик ("Этот мужик - кремень, не поддастся. Придется отправлять его в вечную командировку", - сказал шеф и прощально помахал рукой, будто провожал кого-то), о директоре сети заправочных колонок, также сидящем на счетчике ("Этот завтра все отдаст, не будет сопротивляться, вот увидите, братаны", - сказал шеф), о том, что надо готовиться к стрелке с алексинскими...
Говорили открыто, совершенно не стесняясь, не боясь нас, и от этого возникло ощущение, что мы с моим приятелем угодили в плен. Шеф, словно бы что-то почувствовав, прервал обсуждение насущных дел и повернулся к нам со своей располагающей улыбкой:
- Теперь пора похлебать шулюма. Шулюм приводит в норму любую, даже самую свихнувшуюся голову.
Шулюм - густой мясной бульон, в котором плавали лук, укроп, дробины перца, лаврушка и мелкие куски косулятины, - был очень вкусен.
Шеф, съев две тарелки, облизал ложку и, приподняв её, произнес многозначительно, с улыбкой, плотно припечатавшейся к лоснящимся губам:
- А журналистов и вообще деятелей культуры мы очень даже любим!
Фраза прозвучала как-то двусмысленно: как это понять: "любим"? В супе, что ли?
Читать дальше