Виктор Пронин - Чисто женская логика

Касатонова медленно шла от корпуса к корпусу, в каждый заглядывала и даже не с криминальным подозрением, а с самым обычным женским любопытством. Ей действительно было интересно наблюдать, как шершавая, занозистая, сучковатая доска, сунутая в какую-то страшноватую щель со сверкающими зубьями, выходила с противоположной стороны станка гладкой, нарядной, даже праздничной. Несколько раз она не удержалась и прикоснулась к обработанной доске и ощутила исходящее от доски тепло. Не температуру деревянного изделия, а именно тепло, какое можно ощутить, пожав руку хорошему человеку.

В цехах пахло деревом, смолой, лаками. Несмотря на немытые стекла внутри было светло и солнечно. Это ей тоже понравилось. Рабочих в цехах оказалось на удивление мало, они оказались трезвыми и занятыми, а, добравшись до склада готовой продукции, она обнаружила, что диваны-то неплохие и от балмасовских кресел не отказалась бы... Это было для нее открытием.

Она ожидала увидеть нечто безобразно-халтурное, нечто разваливающееся уже при погрузке.

Ничего подобного.

Продукция оказалась добротной.

— Надо же, — пробормотала она.

И еще одно открытие сделала для себя Касатонова — во дворе фабрики было чисто. Асфальт покрывал весь двор, пол в цехах тоже был заасфальтирован, причем на одном уровне со двором и поэтому электрокары с заготовками без помех вкатывались в цеха, выкатывались из цехов, пересекали двор в разных направлениях и во всем чувствовалась четкая, разумная программа.

— Простите, пожалуйста, — остановила она проходящего мимо рабочего. — Мне нужна ваша контора... Где тут все начальство сидит?

— Начальство еще не сидит... Пока, — усмехнулся рабочий, молодой парень в синем спецовочном комбинезоне.

— А что, к тому идет?

— Все в жизни к тому идет! От сумы да от тюрьмы не зарекайся! — парень, кажется, не прочь был еще поговорить, но его окликнули, и он уже на ходу показал рукой на тяжеловесное двухэтажное здание. — Вон наша контора. Вся такая голубая.

— Это в каком смысле? — изумилась Касатонова. — Вы хотите оказать... — Голубой краской выкрашена! — рассмеялся парень. — Не нашлось другой.

Вот и вся недолга.

Контора Балмасова была сложена из фундаментных блоков, не слишком мощных, как прикинула Касатонова, из сорокасантиметровых блоков. Не иначе, как какой-то бетонный комбинат поставил Балмасову эти блоки в обмен на мебель.

Внутри было прохладно, чисто, но неуютно. Все-таки блочная сущность здания выпирала на каждом шагу. Тяжеловесные лестницы, сваренные из арматурных стержней перила, выкрашенные опять же голубой краской, бетонные перемычки — все явственно создавало ощущение цеха, производственного помещения. Но, видимо, Балмасов, сооружая свою контору, был не слишком озабочен архитектурой. Главное он сделал — правление получилось просторным, добротным.

Увидев на двери стеклянную табличку «Приемная», Касатонова вошла. Большая комната была залита солнцем, легкие шторы не могли сдержать сильного напора прямых лучей, и Касатонова на какое-то время закрыла глаза — после полутемного коридора она ничего не видела. А привыкнув, обнаружила, что стоит в комнате, обставленной мебелью собственного изготовления. В дальнем углу стоял большой стол, за ним сидела женщина.

— Здравствуйте, — сказала Касатонова. — Кажется, добралась.

— Вы к кому? — спросила секретарша, не отвечая на приветствие.

— А я и сама не знаю, — на Касатонову вдруг нашло шалое настроение.

Секретарша не поздоровалась, сразу дала понять, что человек пришел незваный и потому рассчитывать на теплоту и участие ему не стоит. В таких случаях Касатоновой сразу становилось легче — она уже не опасалась сказать что-то нескладное, попасть в неловкое положение. Подобный прием давал ей право вести себя, как заблагорассудится.

— Присяду? — спросила она.

— Я же спрашиваю — вы к кому?

— К начальству.

— У нас много начальства.

— Тем лучше, — Касатонова села, поставила на колени свою сумочку, раскрыла ее и начала не торопясь копаться в ней, как бы разыскивая нужную бумагу, чтобы показать строгой секретарше. Повестки стопкой лежали на самом верху и искать их надобности не было.

Только теперь, подняв голову, Касатонова внимательно рассмотрела секретаршу. Достаточно молодая, ухоженная женщина. В порядке тетенька, — подумала про себя, — полная жизни и любви. Прическа, ногти, строгая блузка серо-фиолетового цвета, шарфик на спинке стула почти такого же цвета, но поярче. Но глаза поразили Касатонову, у секретарши были глаза побитой собаки. И ее нетерпеливые вопросы шли не от напористости, а скорее из желания побыстрее избавиться от постороннего человека.