Марина Серова - Хватайся за соломинку. Жар бабьего лета

Не дождавшись от меня ответа, Андрей повторил:

– Да, я понимаю, что в это трудно поверить. Но это так. Я не злодей.

– Я хочу знать, кто подбросил бомбу.

– Обо всем по порядку. Итак, мы остановились на том, что я, по своей сути, хороший человек. Но у меня есть один существенный недостаток. Именно этот изъян в моей благородной натуре и стал причиной всех неприятностей.

Я молчала.

– Очень мало кому известно то, о чем я собираюсь тебе поведать. Это моя роковая тайна. Дело в том, что я игрок… – он умолк, ожидая моей реакции. Но я не проронила ни слова. И он продолжил: – Понимаешь, Тань, меня с юных лет точит эта страсть. Страсть к азартным играм. Главным образом к рулетке, будь она трижды проклята. Вот откуда все мои беды.

– А заодно и всех тех, кто имел несчастье с тобой связаться, – вырвалось у меня.

– Да, именно так. Ты снова права. Не получается у меня страдать в одиночку.

– Твой бизнес в Москве прогорел из-за этого?

Андрей поднял брови.

– Тебе уже и это известно? Я немного передернул в своем рассказе и поменял себя с Антоном местами. На самом деле это благодаря мне два человека третий год отбывают срок.

– А сколько народа гниет в могилах?

– Они сами виноваты! – вся бравада слетела с Андрея. – Никто не заставлял лезть в это дело ни Серегу ни тем более Селиванова. Сергей – просто дурак. Дон Кихот хренов! А что до Володи, то он вообще жертва недоразумения. Я клянусь тебе, что совсем не хотел, чтобы его убивали, но ребятки оказались чересчур ретивыми, не разобравшись что к чему, завалили парнишку, а я не успел вмешаться. Да и вообще, если честно, мне уже не до спасения Володи было, я и сам ходил по краю пропасти. Как, впрочем, и теперь…

– Ты как-то очень туманно выражаешься. Нельзя ли яснее? Может, ты расскажешь, куда делись деньги Колесникова?

– Татьяна, иногда мне кажется, что от женщины в тебе только внешняя оболочка! Неужели ты не понимаешь, в какой ситуации находишься? Ты все еще надеешься отработать свой паршивый гонорар?

– Если он и паршивый, то только потому, что получен из твоих рук. Раз уж я все равно приперта к стенке, окажи мне последнюю услугу – расскажи, как все было. Это будет мне утешением.

– Ты же и так все знаешь. Да, это я обворовал моих сотоварищей, так легкомысленно доверивших мне свои денежки. Да, это я подослал Люську с бомбой, чтобы взорвать к чертям собачьим этот офис и спрятать все концы в воду. Но мне и в голову не могло прийти, что Володька, дурак эдакий, заберет ноутбук с собой и посеет его в чужой машине. Да еще эта дрянь увидит, как он его выносит, а потом, засовестившись и накачавшись с горя наркотиками, среди ночи позвонит Сергею и обо всем ему доложит. Ну а дальнейшая картина тебе известна не хуже, чем мне.

– Почему Володи не было с Сергеем на месте взрыва?

– Потому что Сергей послал его к Люське, которая собралась вскрыть себе вены. Я не мог ей дозвониться весь вечер, почувствовал неладное, приехал и вытряс из нее все. Но тут уж от меня больше ничего не зависело.

– Почему?

– Да потому, что в дело вмешались заинтересованные лица позначительней твоего покорного слуги.

В моей памяти почему-то сразу возникла толстая физиономия вчерашнего юбиляра.

– Геннадий?

Андрей покачал головой:

– В конце концов, просто непозволительно быть такой умной. Видишь ли, Таня, я наделал кучу долгов, а главным моим кредитором был тот самый Геннадий. Вот тебе и ответ на вопрос, куда я дел деньги.

У меня с языка уже готова была сорваться какая-то колкость, но все обидные слова так и остались невысказанными, когда я внимательней вгляделась в лицо Андрея. Я увидела, что он жестоко страдает.

– Ты просто больной, – вырвалось у меня.

Андрей пожал плечами:

– Возможно, ты права. Да, я готов признать, что у меня есть проблема. Это уже прогресс, не так ли?

– Для чего ты ее здесь держишь? – я указала на Люси. – Ты разве не видишь, что она умирает!

– Только не надо этих сантиментов. Она – наркоманка. Рано или поздно ей не миновать такого конца.

– Она давно вылечилась…

– Ты не знаешь, – перебил меня Андрей. – Сколько раз она срывалась, и я вытаскивал ее. Да еще при этом оберегал нежные чувства ее ничего не подозревавшего супруга от шока, который был бы неизбежным, прознай он об этой маленькой слабости своей женушки.

В тусклом свете грязной лампочки его глаза горели, словно раздуваемые угли. Мне показалось, что Андрею доставляет болезненное наслаждение выворачивать передо мной наизнанку свою искореженную душу.