Марина Серова - Хватайся за соломинку. Жар бабьего лета

Вообще-то Мельников привык к подобным неожиданностям – на шестом гудке он поднял трубку.

– Слушаю.

– Привет, это опять я, Татьяна.

– Что-нибудь случилось?

– Извини за беспокойство. Мне снова нужна информация. Нужно кое-что уточнить по поводу Рачковой.

– Слушаю, – повторил он.

– Мне необходимо выяснить, откуда она родом.

– Погоди, я позвоню Лехе. Где ты сейчас?

– Да тут, за городом, на одной даче у Волги.

– Эк тебя занесло! Перезвони минут через пятнадцать.

Я повесила трубку и закурила.

Дождь все не унимался, холодные капли стучали в окна. От нечего делать я пошла взглянуть на Антона. Он не подавал признаков жизни, сидел, прислонившись головой к трубе, и не отреагировал на мое появление.

Кажется, уже пора позвонить Мельникову.

– Ну что, выяснил?

– Да понимаешь, Тань, какое дело. Этот жук-Юрков требует, чтобы ты сама ему позвонила. Заявил, что будет говорить только с тобой лично. Так что ты позвони ему, лады? – и Андрюша назвал номер Юркова.

Я выругалась сквозь зубы и, забыв поблагодарить Мельникова, дала отбой. Потом набрала номер Юркова. Тот сейчас же снял трубку.

– Да.

– Это я, Татьяна Иванова.

– Чем могу?

– Ты прекрасно знаешь, чем. Я хочу узнать, откуда родом Рачкова.

– А можно узнать, для чего это вам?

Я с трудом удержалась от резких слов.

– Долго рассказывать. Обещаю, что позже предоставлю всю имеющуюся у меня информацию. А сейчас я очень спешу.

Юркову, видно, надоело терзать меня расспросами.

– Рачкова родилась в тысяча девятьсот шестьдесят девятом году, на Украине, в городе Житомир… – он продолжал еще что-то говорить, но я больше не слушала, бросила трубку и помчалась к машине.

По дороге я жестоко кляла себя за то, что не удосужилась проверить рассказ Терентьева. Прав был Балашихин, назвав меня дурой. Дура и есть! Неужели я так легко попадаюсь на мужские чары, что мне можно спокойно навешивать лапшу на уши?! Я была очень зла. Зла на всех, но больше всего на себя.

Район, где, по словам Антона, находилась «берлога», тоже располагался у Волги, но по другую сторону от Тарасова.

Проведя в дороге около двух часов и немного поплутав, я наконец отыскала дачный поселок, на окраине которого начинался лесок. Дорогу размыло, машина подпрыгивала на ухабах, временами глубоко увязая в грязи. Я вышла из машины и пошла пешком. Почти на самом дне большого оврага, заваленного мусором, стоял небольшой домишко, окруженный покосившимся забором из листов ржавого железа. Было не похоже, что в этом сарае кто-то мог жить.

Легко перемахнув через низкий забор, я оказалась во дворе. Окна, их было всего два, оказались наглухо закрыты ставнями. Я осмотрела дверь – она оказалась довольно прочной и была заперта на большой висячий замок.

Недолго думая, я выстрелила в дужку замка. Вошла внутрь. На меня сразу же пахнуло подвальной сыростью. Освещая дорогу карманным фонариком, который захватила из машины, я рассматривала помещение.

Из сеней в глубь строения вела закрытая на задвижку дверь. Я отперла ее и вошла в маленькую комнату, воздух в которой оказался еще более затхлым. К моему удивлению, комната освещалась, правда, очень слабо, электрической лампочкой, свисающей с потолка. Там стояли две табуретки, стол да кровать за занавеской у стены. Приблизившись к кровати, я резко сдернула с веревки грязную занавеску.

На постели, накрытая ветхим, дырявым одеялом, лежала женщина. В тусклом свете ее рыжие волосы отсвечивали медью. Она лежала совершенно недвижно с закрытыми глазами, словно мертвая. Это была Люси. Склонившись над ней, я разглядела восково-бледное лицо. Дотронулась до ее руки и убедилась, что она жива – от моего прикосновения Люси слегка зашевелилась, издав тихий стон. Придвинувшись к ней, я услышала хруст под своей ногой – оказывается, раздавила один из многочисленных валявшихся на полу шприцев. Не было сомнений, что Люси уже не один день держали на игле.

Я похлопала ее по щекам и окликнула. Женщина разомкнула веки и уставилась на меня невидящим взглядом. Я потянула ее за плечи и посадила на кровати. Потом подошла к столу, на котором среди остатков пищи стояла бутылка с минералкой. Я заставила Люси сделать пару глотков воды. Это ее немного взбодрило.

– Ты кто? – сипло произнесла она.

– Я – Таня.

– Чего тебе надо?

– Я приехала за тобой.

Бессмысленный, ничего не выражающий взгляд Люси доказывал, что многодневное заточение лишило ее способности мыслить.