Приведя все в порядок и сложив дела в сейф, Олег Николаевич вышел из кабинета. Впервые за все эти дни он вовремя лег спать, порадовав этим и свою хозяйку-старушку, которую постоянно беспокоил, возвращаясь поздним вечером.
Утром Глебов и Лавров поехали к дому Гармаш, еще раз осмотрели двор, квартиру, побеседовали с дочерью убитой. Женщина была явно рада тому, что Путоев не является убийцей. Видимо, это снимало с ее души тяжелый груз вины перед покойной матерью.
Дополнительный осмотр места происшествия ничего не дал.
— Придется, Олег Николаевич, еще раз тщательно изучить дело и вещественные доказательства, — сказал Лавров. — Может быть, станет яснее, с чего начинать. Именно начинать! — подчеркнул он, — ибо все, что мы проделали, не подвинуло нас ни на шаг ближе к цели.
Глебов добросовестно просидел полдня за изучением дела, еще раз осмотрел вещественные доказательства, но ничего нового не нашел.
Убийство произошло в двенадцать часов ночи, в самом начале первого. Это было ясно из показаний всех свидетелей, которые слышали предсмертный крик потерпевшей. Женщина была убита железной полуосью, об этом говорили немые свидетели — вещественные доказательства: прилипшие к полуоси волосы принадлежали убитой, кровь на полуоси совладала по группе с ее кровью.
«Что еще можно сделать? Что?» — мучительно думал следователь, в который уж раз перелистывая аккуратно подшитый том, и, окончательно отчаявшись, решил зайти к прокурору.
— Я ничего не могу придумать, Юрий Никифорович, — признался он, дождавшись, когда следователь Багров закончил докладывать и вышел из кабинета. — Я знаю дело буквально наизусть, но совершенно не представляю себе, что же теперь предпринять?
— Вы, кажется, опять впадаете в панику, Олег Николаевич, — заметил Лавров, уловив в голосе Глебова нотки отчаяния. — Но ведь наша работа почти сплошь состоит из ребусов и загадок, которые нам задают преступники. Пора бы вам к этому привыкнуть.
Достав из сейфа какие-то бумаги и раскладывая их на столе, Лавров продолжал:
— Запомните одну простую истину: никакой самый хитрый и опасный преступник не может замести все следы преступления. И настоящий следователь обязательно найдет эти следы, если проявит необходимое терпение, настойчивость, проницательность…
Лавров говорил спокойно и убедительно. Глебов слушал его молча и с грустью думал о том, что сам он, со своим неуравновешенным характером, наверное, никогда не сможет стать «настоящим» следователем. Сколько дней он переживает, не спит по ночам, суетится, а что толку? Поверил в одну версию и завел дело в тупик. Сорвалась эта версия — размяк, как какой-то хлюпик. А Лавров?.. Он ведет себя так, будто ничего особенного не случилось. Все эти дни он, как обычно, занимался своей разносторонней работой: принимал участие в расследовании дела, успевал бывать на заседании исполкома, в горкоме партии, на предприятиях, беседовать с посетителями, разрешать текущие вопросы. Вот и теперь, разговаривая с Глебовым, он подбирает и аккуратно раскладывает печатные странички. Кажется, это лекция. Глебов слышал, как Лавров по телефону обещал кому-то, что в воскресенье в парке прочтет для молодежи лекцию о моральном облике советского человека.
— Вы меня слушаете, Олег Николаевич? — спросил Лавров, заметив, что Глебов, опустив голову, уставился отсутствующим взглядом в одну точку.
— Да, Юрий Никифорович.
Глебов поднял глаза, встретил внимательный, изучающий взгляд Лаврова и снова опустил голову. Он чувствовал себя, как мальчишка, не выучивший урока. Но Лавров не понял Глебова, по-своему истолковал его состояние.
— Вы, кажется, думаете, что я пичкаю вас прописными истинами? — сказал он. — Но я попытаюсь убедить вас в том, что и они нужны. Оставьте мне дело и вещественные доказательства. А утром в понедельник зайдите. Вместе подумаем, что можно сделать.
Оставив все материалы у прокурора, Глебов вернулся к себе в кабинет. Развернув большой лист бумаги с общим планом расследования других дел, вяло просмотрел его. Затем стал выписывать повестки свидетелям. Работа отвлекла его от мысли о неудаче. Прошел день. Покинув под вечер прокуратуру, Глебов направился в кино, надеясь рассеяться и избавиться от своей хандры.
Лавров же в конце рабочего дня вызвал секретаря и сказал:
— Мария Ивановна; отпустите машину. Я задержусь.
И, убрав со стола бумаги, положил перед собою принесенное Глебовым дело.
Зазвонил телефон, и Юрий Никифорович услышал обычное:
Читать дальше