Виктор Пронин - Высшая мера

- И ладно, - сказал он, вспарывая «молнию» сумки, которую сообразили ему в дорогу друзья-единомышленники. Нащупав лежавшую сверху бутылку с роскошным изображением храма Василия Блаженного, Апыхтин вкусно, одним поворотом мощной ладони свинтил крышку и только тогда увидел, что водитель, не отрывая взгляда от дороги, протягивает ему стакан. - Спасибо, Гена, - сказал он и с каким-то светлым чувством увидел, услышал, как течет в стакан чистая струя водки. Он глубоко, освобожденно вздохнул, словно вытолкнул из себя кладбищенские, могильные, поминальные впечатления дня. - За упокой, да, Гена? - спросил он.

- Надо, Владимир Николаевич, надо.

- Царство небесное, земля пухом, - произнес Апыхтин заученные слова, замер на какое-то время, словно пытаясь понять смысл сказанного, и медленно выпил больше половины стакана. - Хорошая водка, - сказал он.

- Плохой водки не бывает, - усмехнулся водитель. - Ее бывает мало.

- Как говорят мои заместители - прекрасное средство для перемещения в паралдельный мир.

- Параллельный - это Кипр, что ли?

- Круче, Гена, гораздо круче! - И, плеснув в стакан еще водки, Апыхтин завинтил пробку.

В Шереметьево приехали за три часа до отлета, и Апыхтин сразу отпустил водителя домой. Все контрольные, пограничные и прочие службы он прошел с каким-то высокомерием, без единого слова, позволяя делать с собой все, что приходило в голову молодым ребятам, стоящим на страже интересов государства.

Апыхтин смотрел поверх голов в какое-то ему одному видимое пространство, механически вынимал из карманов паспорт, билет, деньги, банковские справки, разрешающие провоз этих самых денег, снова все это рассовывал по карманам и шел дальше - весь в черном, с большой окладистой бородой, с густой темной шевелюрой и в затемненных очках, шел, даже не видя людей, которые попадались навстречу. Получалось, что они сами отходили в сторону, пропуская его, признавая за ним право идти не обращая ни на кого внимания, да что там внимание - он шел, попросту никого не видя.

Наверное, вот так же спокойно и неотвратимо он будет ходить сквозь пространство и людей через много-много лет, когда умрет и его душа, энергетический двойник, невидимый образ, останется на земле с какой-то ему одному известной целью.

Апыхтин прошел через зал ожидания, протиснулся в какой-то узкий проход и неожиданно оказался перед входом в самолет.

И он вошел, пригнув голову.

Стюардесса сразу признала за ним право на странность поведения, провела к креслу и пожелала счастливого полета.

- Спасибо, - обронил Апыхтин, опускаясь на сиденье и не отрывая взгляда от пространства, которое простиралось перед ним не то в прошлое, не то в будущее.

Рядом суетились пассажиры, что-то объявляли по внутреннему радио, пристегивали ремни, кто-то протискивался и усаживался рядом с Апыхтиным, что-то говорил, Апыхтин, не задумываясь, отвечал, попутчики улыбались, радовались его общительности. Наконец наступил момент, когда все расселись, успокоились, замерли перед страшноватым моментом взлета.

Апыхтин откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. А когда открыл, оказалось, что самолет уже преодолел половину пути, внизу медленно проплывали розовые облака, похожие на заснеженную равнину при закате. А над головой - черное небо, и Апыхтин нисколько не удивился его черноте, будто привык к такому цвету, будто и не знал, что небо бывает голубым.

Рядом стояла стюардесса с тележкой, от которой распространялся запах пищи.

- Перекусите? - спросила девушка.

- С удовольствием, - ответил Апыхтин и, взяв из ее рук поднос, поставил на полочку перед собой. Рука его как бы сама собой потянулась к кожаной сумке. - Присоединитесь? - спросил он у соседа, устанавливая на поднос бутылку «Долгорукого».

Сосед замешкался, видимо, выпить хорошей водки да с хорошей закуской было и в самом деле соблазнительно, но что-то ему мешало согласиться немедленно и охотно. Видно, не прошел он в жизни тех испытаний, которые освобождают от ложной стыдливости, от неловкости и позволяют предложить угощение, принять его - и отказаться позволяют тоже - легко и свободно.

- Знаете, - сосед помялся, - наверное, не стоит.

- Я бы на вашем месте согласился. - Апыхтин вскинул бровь как бы в раздумье, как бы и в самом деле оценивая желания своего соседа.

- Нет, все-таки воздержусь.

- Как будет угодно. - Апыхтин чувствовал: предложи он еще раз, и сосед дрогнет, выпьет, раскраснеется, разговорится. Но, зная все это, Апыхтин не стал настаивать - и в этом он ощутил полнейшую раскованность. Да, и назойливое угощение тоже может идти от робости и неуверенности, от незнания, как вести себя лучше, правильнее. - Как будет угодно, - повторил Апыхтин, наливая в свой стаканчик щедрую дозу водки. - Но должен вам сказать - воздержание не всегда похвально, далеко не всегда. Говорю это не потому, что мне так кажется, а потому, что твердо знаю - воздержание часто бывает пагубным.