Владимир Кашин - …И никаких версий

— Ну хорошо, скажите: почему вы вдруг ушли, собирались ужинать, хозяйничали, а потом, когда мужчинам захотелось кофе, вспомнили о доме, не дождались, пока закипит чайник? — спросил Коваль.

Машинистка послушно кивнула:

— Да, да, вспомнила и ушла.

— И ничего не произошло?

— Где?

— В комнате, где ужинали наши друзья. Между вами и ими?

Нина Васильевна пожала плечами.

— Вы не поссорились с Антоном Ивановичем?

— Нет, что вы, — глаза женщины сразу наполнились слезами. — С Антоном Ивановичем? Нет, нет, — покачала она головой. — Разве с ним можно ссориться! — Она говорила гнусаво, ибо все время терзала платочком нос.

— И он вас ничем не обидел в тот вечер?

Женщина не ответила. Слезы начали душить ее. Она пыталась их сдержать и в конце концов сильно раскашлялась. Когда кашель прошел, подняла на Коваля мокрые глаза и укоризненно произнесла:

— Такое говорите!

— Вы любили его?

— Да.

— Собирались уйти к нему?

— Да…

— Это решение было обоюдным?

— Да.

— Но оно никак не осуществлялось?

Женщина тяжело вздохнула.

— Почему, если не секрет? Антон Иванович передумал?

— Это благороднейший человек, человек слова, это, это… — Барвинок, не в силах произнести слово «был», вот-вот могла снова залиться слезами.

— Так по чьей же вине не состоялась ваша новая семейная жизнь? Муж? Отец? Вмешалось общественное мнение?

— По моей, — тихо произнесла Нина Васильевна. — Только по моей. И это я себе никогда не прощу! — От слез ее нос, все лицо, казалось, распухло, светлые миндалевидные глаза покраснели.

— Не плачьте, Нина Васильевна, — попросил полковник. — Увы, Антону Ивановичу уже не поможешь. — Дмитрию Ивановичу было неприятно видеть Барвинок в таком неприглядном виде.

Посматривая на Нину Васильевну, Коваль перебирал в памяти все, что узнал об этой женщине. Родилась она в селе, под Киевом, в счастливой семье, где была единственным ребенком. Росла тихой девочкой, унаследовав от матери не только миловидность, но и мягкий, покладистый характер. Отец — колхозный механик Василий Козак — и мать — счетовод сельпо Ганна Григорьевна — души в ней не чаяли. Ниночка помогала по хозяйству, не водила ни с кем знакомств, не убегала с подружками на луг, тянувшийся до самого Днепра, где в высокой траве можно было играть в прятки. Одним словом, не доставляла родителям никаких хлопот…

Но однажды летом, когда Ниночка перешла в седьмой класс, случилось несчастье. Пьяный тракторист в сумерках наехал на Ганну Григорьевну, возвращавшуюся с работы домой.

Отец Нины, не в силах перенести смерть жены, пытался повеситься в сарае, и его буквально вынули из петли.

С тех пор жизнь Нины пошла кувырком. Василий Козак запил и вскоре потерял должность механика. Он не мог больше оставаться в селе и подался в Киев… Там он устроился рабочим по ремонту мостовых. Нина еще два года ходила в школу, но, не видя перспектив после окончания десятилетки, из девятого класса ушла и поступила на курсы машинописи. Когда ей исполнилось восемнадцать, посватался приятель отца — бригадир каменщиков Гнат Барвинок. Старше Нины на десять лет, буйный во хмелю, он был несимпатичен ей. Но у отца, которого Барвинок постоянно поддерживал на работе и спаивал дома, было другое мнение, и Нина покорилась отцовской воле.

Первое время после скромной свадьбы в доме было спокойно. Но с тех пор как отцу совсем отказали руки и вся забота о семье легла на плечи Гната, тот распоясался. Нина старалась угождать обоим: и отцу, и мужу, но у нее плохо получалось. Потом родился сын, и женщина полностью замкнулась на ребенке…

— Мы просим вас, Нина Васильевна, — снова заговорил Коваль, — помочь разобраться в печальной истории гибели Антона Ивановича… Скажите, вы не ушли жить к Журавлю потому, что не хотели оставить мужа, лишить ребенка отца? Так? Если так, то я вас понимаю…

— Нет, не так, — решительно ответила женщина, отвернувшись от старшего лейтенанта, теперь ее лицо видно было только Ковалю. — Мужа я ненавижу… Ребенок? Митя? Разве ему такой отец нужен?

— Почему вы так говорите о своем муже?

— Для вас это не имеет никакого значения, — женщина снова мельком взглянула на Струця, и Дмитрий Иванович понял, что она стесняется старшего лейтенанта. Но не мог же Коваль попросить хозяина кабинета уйти. Тем более что прямо такое желание опрашиваемая не выразила.

— Кроме того, я боюсь мужа. Нетрезвый он очень опасен. Не раз угрожал мне ножом. Он способен на все… И я боялась подвергнуть опасности и себя, и, главным образом, Антона Ивановича.