– О чем мы говорили? – спросила она.
– Вы сказали, что ушли не совсем, – напомнил Дронго, – можно узнать, что это означает?
– Мой муж начал догадываться о наших отношениях, – очень тихо сказала Людмила, – и потребовал, чтобы я оттуда уволилась. Он работает дальнобойщиком и часто не бывает дома. Иногда неделями. И ему не нравилась моя дружба с шефом. Я думаю, здесь тоже не обошлось без добрых людей. Возможно, не без участия нашего начальника отдела кадров. Этого бывшего милиционера, тюремщика Кошкина, который меня просто ненавидел. Он ведь пытался подкатить ко мне, но я его сразу отшила. Вот он и затаил на меня злость. И наверняка именно он и намекнул моему мужу на наши отношения. В общем, мне пришлось уволиться, хотя Николай Тихонович не хотел меня отпускать. Понимаете, он не был обычным бабником, который охотится за каждой юбкой. У нас в институте были красивые женщины, которые мечтали, чтобы он обратил на них внимание. Но он никогда себе этого не позволял. А своих секретарей он считал близкими людьми. Он мне дважды говорил, что не верит в дружбу между мужчиной и женщиной. Считал, что это просто биологически невозможно. Он говорил, что должен доверять своим секретарям, а без интимных встреч это просто невозможно. Наверно, наивно, но я ему верила. И мне было интересно. – Она прислушалась к голосам в гостиной и продолжала: – Конечно, я ревновала к этой Далвиде, но понимала, что у меня нет шансов быть с ним. У меня сын, и меня вполне устраивал мой муж, и я в отличие от нее не собиралась разводиться. Когда Эдик настоял, чтобы я уволилась, я четыре месяца сидела без работы. А потом позвонила Николаю Тихоновичу. И он сразу устроил меня на работу в этот торговый комплекс. Вот такой был человек. Не обиделся из-за того, что я ушла. Помог мне в очередной раз. Поэтому я и сказала, что ушла от него «не совсем». Но больше мы с ним никогда не встречались. Я долго надеялась, что позвонит. Но напрасно. Я его понимаю. У него была молодая жена, новый секретарь. Ему, естественно, не хотелось проблем с моим мужем. А я иногда вспоминаю наши встречи и думаю, что это самые светлые и чистые воспоминания в моей жизни. И я буду помнить о них до самого последнего дня.
Глаза у нее снова наполнились слезами.
– Как вы считаете, его могли отравить? – уточнил Дронго.
– Не знаю, – пожала плечами Людмила, – но в нашем институте было несколько человек, которые его недолюбливали. Это профессор Соколовский, считавший себя незаслуженно обойденным, это наш начальник отдела кадров Кошкин, ревновавший меня к нему. Ну и, наверно, сам Калестинас Моркунас его не очень любил. Хотя я бы в этот список поставила еще одного человека, всегда старавшегося подражать Николаю Тихоновичу – даже одевался, как он, но дико ревновал его ко всем красивым женщинам. Я даже знаю, что одно время он тоже ухаживал за Далвидой, пытаясь завоевать ее внимание. Это наш кавказский «мачо». Ростом Нугзарович. Я уверена, что он сейчас исполняет обязанности директора. Окрошидзе все время мечтал, чтобы Долгоносов перешел на работу куда-нибудь в Академию, а директором института стал бы он.
– Людмила, мы тебя ждем! – раздались крики из гостиной.
– Сейчас приду. Одну минуту! – крикнула Людмила.
– Еще два вопроса, – почти шепотом попросил Дронго. – Вы знали, что сына Далвиды усыновил Николай Тихонович?
– Конечно, знала. Мы готовили документы. Он еще шутил, что у него никогда не было сына и теперь вдруг появился. Кажется, ему даже нравилось такое необычное положение отца маленького мальчика.
– Последний вопрос, – также шепотом продолжал Дронго, – Вилен Захарович говорил, что вы иногда задерживались на работе. И они подвозили вас к дому. Вы оставались по работе или потому, что вас просил об этом Николай Тихонович?
– Только по работе, – ответила Людмила, – он никогда не позволял себе меня так подставлять. Только когда у нас было много срочной работы или важные гости, которым нужно было подать кофе, я оставалась на работе. Если нужно было встречаться, он приглашал в эту квартиру, напротив нашего института, или снимал номер в отеле. Понимаете, он не был пошляком. Он не позволял себе даже плохо посмотреть, когда я входила к нему в кабинет. На работе не было никаких вольностей. Никогда. Он мне однажды сказал, что нельзя устраивать бардак в собственном кабинете. И поэтому я задерживалась только по работе, и меня обычно отвозил домой либо Трофим, либо сам Вилен Захарович. И когда мой муж оказывался дома, а меня не было, он, естественно, начинал ревновать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу