Джеймс Олдридж - Джули отрешённый

– Минуточку, Джо, – сказал он. – Если я правильно вас понял, обвиняемый вскочил на вашу платформу и пытался сбросить вас наземь. Верно?

– Пытался! – коротко ответил Джо.

– Но он рассвирепел? – добивался Страпп. – Он был в ярости, не так ли?

– Если это, по-вашему, ярость, так она ему не больно помогла, верно? (Смех в зале.)

– И все-таки он был в ярости и метил, так сказать, перервать вам глотку?

– Ну, он ведь не по орехи собрался, мистер Страпп.

– Ладно, Джо. Но что же все-таки он делал? Расскажите суду.

– Он дергал меня за волосы, – девчачьим голоском пропищал Джо, и мы все опять засмеялись.

– И это все?

– А что еще он мог, несчастный поганец? – презрительно уронил Джо. – Ножа при нем нет, всадить в меня нечего…

К моему изумлению, отец не вскочил, красный от гнева, и не заявил решительный протест против таких слов. Страпп и судья Лейкер, казалось, ждали этого и замерли в ожидании. И весь зал тоже. Но отец промолчал, и сам судья Лейкер сделал Джо замечание за брань и распорядился, чтобы присяжные не принимали во внимание его слова о ноже. Но все это было уже неважно, и Джо, так и не услышав от моего отца ни единого слова, покинул место свидетеля с видом самым победоносным – так, бывало, он покидал арену знаменитых – своих побед в состязаниях боксеров легкого веса, уложив противника чуть ли не в первом же раунде.

И всерьез отчаиваться я стал, пожалуй, именно после показаний Джо. Я знал: в любом суде о сути того, что поставлено на карту – о жизни человека, – часто забывают, увлекшись самим ходом судебного процесса со всеми его подробностями. В поведении Страппа вовсе не было никакой преднамеренности, он лично не имел ничего против Джули. Просто он вел обвинение, как оно и полагалось, по всем правилам судебного разбирательства. Он предъявлял все новые свидетельства, которые подтверждали, что у обвиняемого нрав непредсказуемый, непостижимый, неподатливый, чуть ли не противоестественный. И вот Джули, сидящий на скамье подсудимых, меняется у нас на глазах, обращается в какое-то непостижимое чудовище, которое вполне способно сгоряча, а то и хладнокровно, со злобным умыслом убить человека. Бледность его стала казаться неестественной, расслабленно повисшие руки наводили на мысль о неуравновешенности, неумении владеть собой. А большие карие глаза? Они глядят сквозь вас, будто обладатель их не способен ни увидеть чужое страдание, ни осознать собственную боль.

Сработано было искусно, и хотя приемы Страппа не отличались оригинальностью, состояние духа Джули, mens rea, он очень убедительно представил в самом выгодном для обвинения свете.

А мой отец все еще ничего не сказал. Ни слова.

Оставалось выслушать только двух свидетелей, и я уже понимал: Страпп приберег под конец какую-то потрясающую неожиданность. Что-то может добавить к этой мрачной картине мистер Морни, первый из двух оставшихся свидетелей, гадал я. Страпп попросил его рассказать, как к нему приходила миссис Кристо и просила помочь Джули, – вот тогда-то я и узнал кое-что о событиях того дня. Но, вызывая мистера Морни, Страпп преследовал только одну цель. Верно ли, что миссис Кристо просила помочь Джули?

– Да, – ответил мистер Морни. Он был честный человек и отвечал ясно и определенно.

– И вы предложили помочь ему? – Теперь, уверенный в своей победе, Страпп говорил веско, вопросы задавал коротко, напористо.

– Конечно, – ответил Морни.

– Что же вы ему предложили, мистер Морни?

– Предложил работать у меня по субботам, мистер Страпп.

– И он работал?

– Нет, не работал.

– Он ведь был очень беден, его содержала мать, и все-таки от работы он отказался?

– Отказался, – ясно и определенно ответил Морни.

– Он хотя бы объяснил вам, почему отказывается?

– Нет. От него это не требовалось.

– Он приходил вас поблагодарить?

– Нет, но…

– Вы хотите сказать, что он не потрудился зайти к вам в магазин и сказать: «Большое спасибо, мистер Морни, но в субботу я занят другими делами»?

– Нет. Мне ни разу не довелось с ним поговорить. Но…

– Достаточно, мистер Морни, – сказал Страпп. – Вы свободны.

Мистер Морни покинул место свидетеля, и по лицу его ясно было: он чувствует, что-то вышло скверно и неправильно, но как тут быть – не понимает. Давая показания, он не раз взглядывал на моего отца, словно просил о помощи. Но призыв его остался без ответа. Страпп добился своего. Теперь Джули оказался не только человеком, неспособным жить среди людей, но и неблагодарным, и когда Страпп вызвал своего последнего свидетеля, доктора Уинстона Хоумза, я понял: сейчас нам и предстоит услышать то, к чему он вел. Хоумз – вот главный его козырь.