Страпп мельком глянул в сторону Джули, и все мы тоже на него посмотрели, но, сдается мне, Джули просто-напросто ничего не слышал.
– Тем самым обвинение собирается сейчас показать, – продолжал Страпп, – что смерть миссис Анджелы Кристо – результат состояния духа обвиняемого в ту пору, результат злонамеренности, что убийство это предумышленное. Мы покажем, что обвиняемый создал у себя дома враждебную обстановку, что он яростно сопротивлялся верованиям матери, что он открыто бросил вызов устоям семьи, в которой рос, и, наконец, что отношения между матерью и сыном накалились до предела, и в ночь убийства рукой обвиняемого, нанесшей смертельный удар матери, водили рознь, враждебность, злоба, гнев. Иными словами, мы установим mens rea, состояние духа обвиняемого, по тем условиям, которые он сам создал…
Судья постучал карандашом не по стене, но по столу. Так он обычно не призывал к порядку зал, а прерывал оратора.
– Мистер Страпп! Это ваша заключительная речь? Или вы предваряете выводами начало дела?
Я задолго до этого замечания судьи ждал, что протест заявит отец, но спина его оставалась неподвижной и крепкие, обычно беспокойные пальцы не шевелились.
– Это лишь мое вступительное слово, ваша милость, – сказал Страпп и беспокойно покосился на моего странно молчаливого отца.
– Тогда, пожалуйста, дайте нам сперва составить о деле собственное мнение на основании ваших улик, – сказал судья.
– Извините, ваша милость, – сказал Страпп. – Но мне казалось, в данном случае обвинение обязано очень четко разъяснить свои намерения, ибо мы имеем дело с очевидной преднамеренностью, с состоянием духа. И потому весьма важно…
– Хорошо, хорошо. Но ближе к делу.
– Разумеется, ваша милость. Я и стремлюсь изложить суть дела незамедлительно.
Это была неправда: Страпп явно не торопился, и мне не забыть, как старательно, искусно, шаг за шагом он строил свои доказательства и как упорно, необъяснимо и совершенно неожиданно молчал мой отец – казалось даже, он просто не обращает внимания на все, что тот говорит и делает.
Страпп с самого начала ловко разделил обвинение на две части и в первой половине своей речи очень тепло нарисовал печальный и трагический портрет жертвы: миссис Анджела Кристо хорошо известна в городе, это прекрасная женщина, о которой (так получалось у Страппа) никто и не думал злословить и строить рискованные догадки, нет, как по волшебству она превратилась в женщину, которая всегда была у нас признана добродетельной, преданной, неунывающей, разумной матерью, любящей сына до самозабвения и охраняющей его от всех опасностей, бед и соблазнов.
И чтобы все это доказать, он подобрал самых подходящих свидетелей. Мистер Йоу, возчик дров, и мистер Джексон, маляр, оба ее соседи-евангелисты, поведали о долгой и трудной борьбе, которую бодро вела миссис Кристо с всевозможными напастями, стараясь сводить концы с концами, и никогда при этом не унывала и не теряла веры в милосердие божье. Затем был вызван мистер Комис – пятнадцать лет кряду миссис Кристо была постоянной его покупательницей, он держит лавку по соседству с кварталом евангелистов. Он рассказал нам, что миссис Кристо ни разу не задолжала ему ни пенни, никогда не жаловалась, никогда не сплетничала и не слушала сплетен. Миссис Констентайн из Христианского благотворительного общества вспомнила, как, приехав в Сент-Хелен, миссис Кристо на первых порах нуждалась в помощи (ей не сразу удалось найти пансионеров) и как благодарно, с каким смирением она приняла кое-что из одежды, джем и маринованный лук.
Миссис Картер, одна из наших местных портних, рассказала, как охотно и умело мать Джули бралась за иголку, когда надо было кому-нибудь помочь, и закончила словами:
– Истинная христианка. Мать, счастливая своим материнством.
Миссис Картер была настоящая труженица, уже очень немолодая, показания она давала со слезами на глазах. Плакала и еще одна женщина, она сидела как раз передо мной, – миссис Оуэн Джоунз, одна из тех немногих, кто всегда был приветлив с Джули. Я посмотрел по сторонам и увидел еще трех или четырех плачущих женщин и одну из них очень пожалел: то была миссис Сэмсон, год назад, спасая друг друга, утонули оба ее сына-подростка.
И все же я поразился. Ну почему, спрашивается, эти женщины так горюют о миссис Кристо? Они ведь даже толком не знали ее. Почему они сейчас плачут? Все это, конечно, во вред Джули, но, несмотря на слезы, на то, что волнение их начинало передаваться всем в зале (а отец никак не старался этому помешать), пока я не очень-то верил, что это как-то поможет осудить Джули за убийство матери. До приговора было еще очень далеко.
Читать дальше