Джеймс Олдридж - Джули отрешённый

– Норма говорит, Джули ненавидит свою сумасшедшую мать, – сказала однажды за завтраком моя сестра Джинни; отца уже не было, он в тот день рано ушел в контору. Отец не позволял сплетничать в его присутствии. – Она говорит, он только о том и мечтает, как бы удрать от нее и от всех этих евангелистов.

– Норма сама тебе это говорила? – спросил я.

– Нет. Но вся школа знает про это от ее младшей сестры.

Моя сестра Джинни кончила единственную в городе привилегированную частную школу для девочек и надеялась позже где-нибудь изучать медицину, а пока помогала директрисе. По словам Джинни, все городские девчонки – на стороне Нормы.

– А что еще говорят? – спросил я.

– Норма клянется, что они запугивают его и превратили его жизнь черт знает во что…

– Джин! – остановила ее мама.

– Я только повторяю слова маленькой Джесс Толмедж. – Плутовка Джинни не лишена была чувства юмора.

Очень быстро весь город уверовал, будто Джули на ножах с матерью, с доктором Хоумзом и даже с жильцами-евангелистами. То, что начала Норма, город довершил, и до нас уже доходили россказни о драках, об ужасных сценах, которые якобы разыгрываются между матерью и сыном. Городские кумушки снова принялись думать да гадать, откуда вообще они взялись – миссис Кристо и Джули.

– Кит, это правда, что Джули – сын грека? – спросил меня Билли, когда мы как-то встретились с ним на мосту, что соединял наш город с Новым Южным Уэльсом. Билли – простая душа и, уж если чего не понимает, хочет, чтоб ему все как есть разъяснили.

– Какого еще грека? – спросил я. Я отлично знал, кого он имеет в виду, но ждал подтверждения.

– Джоуби Лика…

– Ну с чего ты это взял, черт подери?

Джоуби каждый год появлялся у нас в городе во время сбора винограда, был он перекати-поле, смуглый, бледный, красивый и вправду похож на грека, но говорили: он цыган и чуть не во всех прибрежных городах на нашей реке у него полно незаконных детей. В нашем городке незаконных было четверо, и отцом всех четверых считали Джоуби.

– Так все говорят, – сказал Билли.

– Ну и дурачье, – сказал я. – И уж ни о чем другом не говоря, Джоуби вдвое ее моложе.

– Тогда кто ж его отец?

– А я почем знаю! Но только не Джоуби, уж это точно.

Мы облокотились на перила моста, дружно обругали сплетников и сплетниц, и я спросил Билли, как успехи Джули в джазе.

– Неладно у нас, – огорченно сказал Билли. – Мы уже не можем за ним угнаться. Кит. Сперва, когда он вернулся, все шло хорошо. На духовых он еще не мог, дыхания не хватало. Ну, он и играл на банджо с длинной декой, и мы кой-как к нему подстраивались. Но, черт возьми, Кит, теперь он прямо как с цепи сорвался. Не пойму, что он делает и как, а только больно все это для нас мудрено. И ритм не держит, всех танцоров зло берет. Ну, и очень нам теперь трудно. Никак не поймем, чего он накручивает.

– А сам он знает?

– Ему-то как не знать? А мы если б умели сообразить, что он такое выделывает, так мы б не в джазе играли, а где получше. Но он будто на луне живет, не знаю, как тебе растолковать. Будто на луне, не дозовешься, – повторил Билли, когда мы уже входили в город.

Я знал, о чем он толкует. После болезни Джули все больше замыкался в себе, смотрел на всех сумрачными, невидящими глазами, и, я уверен, мысли его поглощены были человечками, которых он рисовал в старых школьных тетрадях. Мне до смерти хотелось знать, что поделывают эти его человечки, что за музыку разыгрывают, какие ими записаны сонатины, фуги, элегии, рондо, паваны…

– В общем, они уже навредили бедняге, как могли, дальше, пожалуй, некуда, верно я говорю? Но хотел бы я знать, чего они все чешут и чешут языками, чего он им дался?

– Да ведь лиха беда начало, потом уж не остановишь, – сказал я.

Теперь уже невозможно было положить этому конец. Больше того, теперь уже сплетничали не столько про Джули, сколько про его мать. Думаю, отчасти тут виновата Норма, это она ткнула пальцем в сторону миссис Кристо, хотя, пересказывая на свой лад события того дня, она просто защищала Джули. Но миссис Кристо была так неотразимо соблазнительна, что время от времени о ней неизбежно начинали сплетничать. В иных женщинах она всегда будила грубую зависть, а в иных мужчинах – тайное желание. И она была удобной мишенью для тех, кто стремился отвести сплетни от себя, направив их в другую сторону. Миссис Джек Джоэн, которая жила неподалеку от нас и была завзятая сплетница, нарочно перешла через дорогу и заглянула к моей матери, чтобы поделиться с ней последними новостями. Все знали, что ее так называемый племянник на самом деле ее внебрачный сын. И эта тихая и в остальном безобидная женщина перемывала косточки всем на свете, чтоб другим недосуг было перемывать косточки ей. Я спросил маму, что ей рассказала миссис Джоэн, и мама ответила, что это невозможно передать.