Джеймс Олдридж - Джули отрешённый

– Он со мной не разговаривает. Даже не глядит на меня. Что случилось. Кит? – жалобно спросила она.

– Почем я знаю, Бетт? Он ничего мне не говорил.

– Но уж, наверно, что-то случилось. Он чем-то очень расстроен.

Я знал, чем он расстроен: весь город уже знал, что миссис Кристо приходила к мистеру Морни. Но объяснять, как это должно было подействовать на Джули, я не стал, не хотел впутываться.

– Ты знаешь, что его мать была у твоего отца? – осторожно спросил я.

– Конечно. Отец мне говорил.

– А зачем она приходила? Не знаешь?

Тогда Бетт и говорит:

– Она спрашивала отца, можно ли Джули иногда приходить к нам в гости. И нельзя ли мне приходить туда. Вот и все.

– Куда туда? К ним домой?

– Да…

– А ты Джули рассказала?

– Нет. Миссис Кристо просила отца не рассказывать, – ответила Бетт, и ясно было: она просто не в силах понять поведение Джули, так что я не выдержал и сказал, в чем, по-моему, дело.

– Джули, видно, узнал про это. А значит, она ему все испортила.

– Что испортила?

Как мог я объяснить ей ту странную жизнь, что шла в его доме, как мог передать то, что понял, долго и пристально к ней присматриваясь? Мог ли поделиться с Бетт своей теорией «добродетель против насилия»? Или рассказать, как ожесточенно Джули противился «силам небесным»?

– Он не любит, когда мать вмешивается, – только и сказал я.

– Но от меня-то он почему отворачивается, Кит?

– Потому что… потому что… – Я все не мог решиться. – Черт возьми, Бетт! Это уже давно и очень сложно, и ты тут ни при чем. Уж очень все запутано у него с матерью.

– Ничего не понимаю, – сказала она.

– Потерпи немного, – посоветовал я. – Он это переварит.

– Ты, правда, так думаешь? – грустно спросила Бетт.

– Конечно.

И, пользуясь случаем, я задал Бетт вопрос, который хотел задать давным-давно:

– Скажи-ка, Бетт…

– Да?

– О чем вы разговариваете с Джули, когда вы одни?

Как и следовало ожидать, она покраснела. Но подумала и, тоже как и следовало ожидать, ответила честно:

– Понимаешь, Кит, когда ты с Джули, дело не в том, о чем вы говорите. Просто ты с ним. Вот и все.

– Да, верно, – согласился я.

В конце концов, все мы чувствовали то же самое. Мы все радовались, когда Джули с нами, и ничего другого от него и не требовалось – только чтоб он был тут же. Однако это был не полный ответ, Джули с Бетт явно соединяло что-то еще. Сперва я так и хотел ей сказать, но сразу же решил уйти от греха: как бы не стали про нас с ней сплетничать. В ту пору я был влюблен в дочку почтмейстера и побоялся, что востроглазые кумушки станут хитро перешептываться, рассуждать насчет секса и все испортят.

Вероятно, только я один понимал, как напряжены, насыщены были отношения Джули с матерью. В своей борьбе с боговдохновением он безжалостно пресекал все тайные попытки матери обрести союзницу в Бетт. Он отгородился от них обеих.

Для Бетт это был тяжкий удар. Но когда половина экзаменов осталась позади, мы с Джули снова стали видеться гораздо чаще: меня он не считал участником вражеских козней. И мы вернулись к нашей поленнице – немалое облегчение после Черной калькуттской ямы и прочей зубрежки, а когда я пришел туда во второй раз, Джули принес сразу банджо и кларнет, значит, мысли его были заняты отнюдь не только Бетт или матерью.

Старый кларнет Билли был в тоне «до», и два отверстия были расколоты, с таким плохоньким инструментом не очень-то многого достигнешь. Но на этот раз у Джули была хотя бы вся хроматическая гамма. Больше того, кларнет обладал поразительными возможностями для транспонировки, так что теперь у Джули было два инструмента с весьма широким звуковым диапазоном и он мог бы вволю исследовать мир музыки. Но в тот день ему позарез нужно было проверить кое-что из его тайной алгебры, так нужно, что он даже решил прибегнуть к моей помощи.

– Положи пальцы вот сюда, сюда и сюда, потом ущипни вот эту струну, а потом все струны вместе, – сказал он.

Я хотел положить банджо на колени, но он не позволил. Потребовал, чтобы я положил его на землю, и сам стоял над ним наклонясь.

– Да ведь это неправильно, – сказал я. – Нет, правильно, – с досадой возразил и он. – Делай, как я говорю.

Я попробовал, но и сложная музыка и странный способ исполнения оказались мне не под силу. Наверно, я еще и не принимал все это всерьез, для меня это была просто забава. Подумаешь, сидим на поленнице в пыльном дворе. Но Джули упрямо пытался услышать что-то, ведомое ему одному, и беспомощность моя его злила.