Уильям Рихтер - Очи черные

Клеско хмыкнул. Лев позволил камням просочиться сквозь его пальцы и взглянул на Клеско.

Отвернувшись от сына, Клеско медленно глубоко вздохнул, наслаждаясь свежестью прохладного воздуха, а затем шагнул в сторону Клер.

– Елена… – сказал он и поднял пистолет, целясь ей прямо в лицо. – А теперь твое будущее…

– Нет! – закричала Валли, заслоняя собой раненую мать от Клеско. – Все кончено! Оставь ее!

Клеско сардонически рассмеялся.

– Думаешь, я не могу убить свое отродье? – Он направил пистолет прямо в лицо Валли, но тут Этли, лежавший на земле, поднялся и бросился на Клеско. Они некоторое время боролись, но раны Этли были тяжелее, и у него не хватало сил, чтобы отобрать у Клеско пистолет. Клеско освободил руку и ударил Этли локтем в солнечное сплетение, сразу повалив его на землю. Ударом приклада он вырубил его.

Клеско снова поднял пистолет, направил его на Клер и уже собирался выстрелить, когда раздался другой выстрел, и пуля, пущенная почти в упор, вошла в грудь Клеско. На секунду воцарилась тишина, Клеско стоял в оцепенении. Он опустил глаза на зияющую рану в груди, из нее текла кровь. Не веря своим глазам, он проследил единственно возможную траекторию выстрела и встретился взглядом с Львом, стоящим сзади него с еще дымящимся пистолетом в руке. Молодой человек спокойно смотрел на отца, лицо его ничего не выражало, когда Клеско упал на землю рядом с Корнеллом Брауном.

Вдалеке послышался вой сирен. Валли повернулась к Клер, ее лицо было белым как полотно. Она вот-вот могла потерять сознание.

– Мам! – заплакала Валли, обвивая руками шею матери.

– Девочка моя… – Клер слабо улыбнулась. – Мы вместе.

Клер подняла глаза и встретилась взглядом с Львом. Он стоял метрах в двух от нее и не подходил ближе. Клер подняла руку и жестом позвала его подойти. Сначала он не двинулся с места, но потом медленно, хромая, подошел, застенчиво и робко, и опустился на колени рядом с сестрой и матерью. Что-то в нем изменилось, гнев его внезапно испарился. Теперь Лев казался просто мальчиком, печальным и одиноким ребенком, которого бросили много лет назад.

– Не могу поверить в это, – сказал Клер, сияя от счастья. – Я никогда не думала, что это произойдет. Мы все здесь. Мои детки…

– Мама… – Валли едва могла говорить, слезы текли по ее лицу.

Собрав все оставшиеся силы, Клер запела, тихо, по-русски. Она пела и переводила глаза с Валли на Льва.

– «Пускай придет пора проститься, друг друга долго не видать…»

Валли начала подпевать, тихо повторяя за Клер:

– «Но сердце с сердцем, словно птицы, конечно, встретятся опять…»

Клер улыбнулась, услышав, как Валли поет.

– Я пела ее в тот день, когда оставила тебя, Валентина. Ты помнишь, что значат эти слова?

– Нет.

Клер перевела взгляд с Валли на Льва.

– Твой брат расскажет тебе, – сказала Клер и снова начала петь сначала.

Лев немного помолчал, ошарашенный. Клер ждала.

Лев начал переводить, с губ его срывался лишь тихий шепот, он не сводил глаз с Клер, а она продолжала петь.

– «Друг друга долго не видать…» – Она останавливалась и ждала, пока он переведет на английский. – «Но сердце с сердцем, словно птицы… Конечно, встретятся опять…»

Теперь в глазах Клер было спокойствие матери, которая смотрит на своих детей, знающих, кто они и откуда, что они – ее дети, а она – их мать, и все они наконец вместе. Валли видела свое отражение в глазах матери как будто в первый раз в жизни.

А потом Клер не стало. Валли уронила голову ей на грудь и зарыдала, отчаянно обнимая свою мертвую мать, как будто пытаясь вернуть ее к жизни. Она пришла в себя, только услышав звук сирен совсем рядом и шум спасательного вертолета, летящего низко под облаками. Валли подняла голову. Глаза ее покраснели от слез, рубашка промокла от крови Клер. Лев неподвижно стоял, ошеломленный и потрясенный. Валли взглянула ему в глаза с отчаянной надеждой.

– Брат…

– Сестричка… – ответил он.

– Беги, – сказала она.

Услышав эти слова, Лев вдруг очнулся и внезапно осознал все, что творится вокруг него. Он сунул пистолет за пояс и, в последний раз взглянув на сестру, побежал к лесу. Через мгновение он скрылся из виду, исчез за пеленой снега, который все падал и падал.

Валли просидела дома, в квартире на 84-й улице, три дня. Она много спала, почти ничего не ела и плакала о своем горе. Время от времени, когда она чувствовала в себе силы, она шла в комнату Клер и осторожно перебирала ее личные вещи в поисках какой-нибудь информации о женщине, которую она знала как Клер Стоунман. Валли вспоминала последние одиннадцать лет своей жизни, надеясь найти хоть какие-нибудь свидетельства того, что Клер была не той, кем хотела казаться, но по величайшей иронии в жизни Валли она одновременно были именно той, кем хотела казаться, – матерью Валли. И этому никаких свидетельств не было. Превращение Елены Маяковой в Клер Стоунман было окончательным и не оставило никаких следов.