Гуннар Столесен - Ночью все волки серы

— Ну ладно, вернемся к Хелле. Тебя интересует что-нибудь еще? Ты его в чем-то подозреваешь?

— С чего ты взял?

— Я исхожу из того, что, раз ты вникаешь во все это, значит, что-то унюхал. Если это касается пожара, то скоро истекает срок давности по этому делу, и, если у тебя есть доказательства, тебе нужно выложить их перед судебными органами так, чтобы они успели подготовиться к 1 сентября. Например, организовать ему торжественную встречу в аэропорту Флесланд. Я тоже с удовольствием присоединился бы к встречающим. Если ты уступишь эту новость мне — обещаешь? — я твой навеки, сделаю для тебя что угодно.

— Это ты серьезно?

Тень сомнения мелькнула на его лице. Потом он беспомощно улыбнулся и сказал:

— Да.

— Ну так вот, меня больше всего интересует… Скажу откровенно. У меня нет ничего против Хагбарта Хелле. Больше всего меня интересует его характер. Кто он такой? Эмигрант, скрывающийся от налогов, ловкий предприниматель, идеалист или нечто иное?

Его рот скривила издевательская усмешка.

— Это мы с тобой, Веум, идеалисты, мы. Посмотри на наши потрепанные пиджаки, поношенные ботинки, лоснящиеся брюки. Предприниматели мирового масштаба не идеалисты. Иногда меценаты, если это приносит прибыль. А благотворительность вообще выгодна. Но идеалисты — никогда. Они, эти люди, могут интересоваться наукой и культурой, так как в них можно вкладывать капитал, но никогда только из-за того, что их влечет красота или жажда знаний. Люди, подобные Хагбарту Хелле, целеустремленные и безжалостные авантюристы, иначе они никогда не оказались бы там, где находятся сейчас. Они никогда бы не взобрались на те вершины, где находятся столпы международной финансовой олигархии, не оставив за собой несколько трупов, в буквальном смысле этого слова.

— Пятнадцать трупов на Фьесангервеен, — произнес я задумчиво.

— К примеру. Но если именно это ты выясняешь, ты должен представить доказательства.

— Ясное дело. Больше тебе нечего рассказать мне?

— Увы, Веум. Я бы дал тебе любую информацию. Но этот тип — сфинкс, прямо-таки Грета Гарбо финансового мира, ты видел сейчас его фотографию. Этот человек не участвует в церемонии открытия музеев, которые он финансировал, не разбивает бутылок шампанского о борт супертанкеров, не выступает ни на каких конгрессах. Этот человек сидит за своим письменным столом и считает деньги, деньги, деньги.

Я вздохнул.

— Есть у меня, правда, и совсем другой вопрос. Не твоя епархия, в общем-то, хотя… Не мог бы ты посмотреть в своем фотоархиве, нет ли у тебя фотографии человека по имени Харальд Ульвен?

Он переспросил, тщательно произнося имя по буквам.

— Харальд Ульвен? Это что, его родственник?

— Всего-навсего только соотечественник. Он был коллаборационистом, а потом работал на этой фабрике, принадлежавшей Хагбарту Хелле, на той самой, которая потом сгорела.

Он посмотрел на меня испытующе.

— Есть какие-то улики, Веум?

Я продолжал свою мысль:

— А сам он умер в 1971 году.

Хаугланд бросил на меня огорченный взгляд.

— Ну-ну. Я посмотрю.

Он поднялся.

— Подожди секунду. Ульвен — с одним «Л», — сказал я.

— Неужели? А «Харальд» пишется с буквы X?

Я остался один, сидел и смотрел на дом напротив. За окнами уже никого не было видно. То ли все ушли обедать, то ли отправились по домам.

Уве Хаугланд вернулся с двумя фотографиями. Одна из них была аналогичной той самой, которую мне показывал Нюмарк, только большего формата. На другой Ульвен был один, на скамье свидетелей во время судебного заседания. Ракурс был почти тот же самый, но черты лица были видны гораздо отчетливее: длинное лошадиное лицо, мощный нос, большие уши и прядь волос, падающая на лоб, совсем как грива. Ему подошла бы фамилия Хестен [16] Hesten — лошадь (норв.). , а не Ульвен.

— Можно мне взять их на время?

— Конечно. Ты первый, кому они понадобились. Но ты мне их верни, когда будут какие-нибудь новости, хорошо, Веум?

Я пообещал, поблагодарил и ушел.

Я поднялся на лифте в свою контору. Когда выходил из него, столкнулся с новой ассистенткой зубного врача. У нее были темные волосы, гладко зачесанные назад и собранные узлом на затылке. Она все время улыбалась и очень легко краснела. Во всяком случае, при встречах со мной.

Я придержал перед ней дверь лифта и сказал:

— Зайдите как-нибудь ко мне. Полюбуемся на вид из окна.

Она бросила взгляд в сторону моей конторы.

— Сюда?

— Да.