Не знаю, смогу ли я привыкнуть к тому, что вместе со мной и весь свет стронулся?
— Надя, — спросил я с бесконечной тоской, — о чем ты говоришь?
— Я теперь боюсь ночью в сад выходить, потому что ее видела.
— В гробу?
— Да нет же! Только не смейся и поверь.
Я-то всему поверю. И что они на меня свои кошмары вешают, как будто мне собственных не хватает!
— Надя, извини, я болен.
— Вот именно! — подхватила она пылко. — Когда мы во всем разберемся, ты вспомнишь и выздоровеешь.
Нет, от этой не отвяжешься. Я покорился.
— В пятницу вечером мы установили «Надежду» в саду, — начала она таинственно. — Помнишь?
— Ничего не помню.
— В одиннадцатом часу я пришла к тебе.
— Мы условились?
— Как обычно. Но у тебя кто-то был.
Своим взглядом и тоном она меня завораживала, увлекая в тайну — я чувствовал подсознательно, — чреватую потусторонним исступленьем. Изо всех своих немалых сил я цеплялся за реальность.
— Кто у меня был?
— Ах, не знаю. Вы стояли… точнее, ходили — ну, двигались за окнами мастерской.
— Что значит «двигались» — боролись?
— Ну, я уловила какое-то движение. Два силуэта.
— А голоса?
— Окна были закрыты. Да если б и открыты… у тебя на полную мощь Вагнер гремел.
Вот она — Брунгильда! Такие совпадения не к добру.
— Ты любил, когда работаешь или размышляешь…
— Вагнер, свечи… вот пижон!
— В общем, я ушла. И пришла позже.
Я обратил внимание на телефон на столике.
— А почему не позвонила, например?
Надя ответила, помедлив:
— Боялась разбудить брата.
— Боялась? Значит, наша любовь была тайной?
— Тайной. Он приехал неожиданно — только в субботу собирался — я увидела из сада, как в его комнате зажегся и погас свет.
— Он в Москве живет?
— Да, работает.
— Сколько ему лет?
— Андрею? Тридцать два.
— А тебе?
— Девятнадцать… Господи, неужели ты правда ничего не помнишь?
— Правда.
— Да ведь сегодня пятница! Он вот-вот приедет, — она встала. — Мне пора.
— Почему ты его боишься?
— Он меня воспитал и очень любит… 10 июня Андрей видел ту женщину, она шла по саду к тебе.
— Какую женщину?
— Маленькую, светловолосую, в белом.
— Да в чем трагедия? — закричал я. — Что с ней?
Девушка рассмеялась очень странно (я вдруг заметил, что она вся дрожит) и заявила тихонько:
— Они ошибаются, ведь мертвые не могут передвигаться, он они мне не верят.
На меня накатило головокружение до тошноты, и последнее, что услышал я, было:
— Закройся и никому не отпирай. Никому.
Не знаю, скоро ли я очнулся, грань забвения зыбка и сумеречна… Я сидел в мягком кресле, разбитые ноги отдыхали в мягком ковре, глаза — в нежно-розовых отблесках узорного светильника — и ощущал этот дорогой уют, и ночь за окнами, весь мир, как абсолютно враждебный. Словно корчился в огне.
Кто-то мне был нужен, необходим, хоть кто-нибудь, хоть голос. Визитка лежала на столике возле телефона. Снял трубку. Аппарат не был мертв, но отозвался не гудком, а слабым зудом… видать, отключили за неуплату.
Ладно, черт с ним. Почитаем газетки… Может я что-нибудь пойму и отойду… то есть войду в мировой процесс? Может, война? Ежели буханка стоит девятьсот рублей… Я понял, что боюсь подняться в мастерскую. Пыльно-каменный хаос… У кого поднялась рука? И какой гром и гам на всю окрестность, когда низвергались статуи!.. А если Вагнер гремел — к примеру, на полную мощь на четыре часа «Гибель богов»?
Вот, помню — значит, я полюбил эту оперу еще в юности. Да, да! Я закрыл глаза, чтоб вернуться в свой мир, где мама с папой… Я люблю и помню! Но по саднящему ощущению пустоты осознаю: они умерли. И ведь сказано: у меня нет близких.
Я все-таки поднялся. В лунных лучах руины гляделись еще зловещей. Поднял с пола пачку и прокрался по лестнице, словно вор с награбленным.
«Христианский вестник». Я вздрогнул, хотя внутренне был уже готов ко всему, будто мой удар по голове совпал с неким всеобщим сдвигом в земной коре. Заголовок — «Явление на земле злых духов». Э, нет! Чур меня! Что-нибудь попроще.
«Независимая газета», — от кого независимая? Да — война! «Военные действия на Кавказе»… нет «локальные»… «Древняя ложь коммунизма». Боже милостивый, уж не состоял ли я в компартии?.. Под «коммунизмом»: «Жилетт — лучше для мужчины нет».
Нет, не могу, надо постепенно, по капельке… А надо ли? — воззвал некий суровый внутренний голос. — Коль ты умер для этого мира? Но я же воскрес. Зачем? Чтобы жить. Газеты читать, смотреть телевизор (встал, включил: голый монстр душит на кровати голую женщину — выключил), лепить идолов…
Читать дальше