Зухра Сидикова - Тайна

- Она когда-нибудь обо мне говорит? - спросил Максим.

- Говорит иногда… видишь, говорит, он - уважаемый человек, на виду всегда, в газетах, по телевизору, но не стесняется с тобой общаться. Не боится, говорит, испачкаться. Но я не люблю, когда она так говорит, - виновато улыбается Коля. - Мне кажется, это она из обиды. А тебе я очень, очень благодарен, Макс. Ведь все на мне твое. Одежда, обувь. Деньгами всегда помогаешь… Сколько уговаривал ты меня, сколько по кабакам подбирал, нянчился со мной, а все впустую, скотом я был, образ человеческий потерял, - глаза его наполнились слезами.

- Что ты, Коля, мы ведь с тобой друзья. Должны помогать друг другу. Когда-нибудь и ты мне поможешь.

Максим вдруг увидел фотографию, висевшую над столом. Старое фото, пожелтевшее от времени, с загнутыми уголками… Николай вставил его в рамочку, повесил на стену. Радостное солнечное молодое лето, то далекое сибирское лето. Они втроем, стоят, обнявшись, белозубые улыбки на загоревших лицах. Макс и Николай в смешных пилотках, сделанных из газеты, Нина в светлом платье, длинная коса перекинута через плечо. Молодые, счастливые.

- Макс, я все сделаю, все, что смогу. Я у тебя в огромном долгу. Все отвернулись от меня…. Один ты…

Николай говорил сбивчиво, но Макс понимал, что друг впервые за все это черное для него время пытается выговориться, объяснить, что у него на душе.

- Сон я видел, понимаешь. Страшный сон. Будто хоронят меня заживо. Земля сыплется на меня. Рот мне забивает. Земля - черная сырая… иглы сосновые искололи все лицо… И этот запах прелых листьев, как наяву…Помнишь - как тогда в тайге?

Максим встал, отвернулся к окну. Спина его казалась каменной.

- Прости, Макс, я знаю, ты не любишь об этом говорить. Запрещаешь. Я и сам боюсь вспоминать. Но вспоминаю, потому и пил. Старался забыть. Не получалось, не получалось… - Николай обхватил голову руками. – Этот сон мне все открыл. Нину я увидел.

Как ни тяжело было Максиму слушать, он не мог остановить Николая, так горячо и взволновано тот говорил.

- Я увидел Нину. Красивую… Живую… Не такую, как я представлял себе тысячу раз, когда думал о том, что с ней случилось… – Коля заплакал. – Она была такая красивая… Пришла ко мне, улыбается и говорит так ласково: «Коля, Коленька, любимый, что ж ты делаешь с собой? Остановись, ради меня остановись, живи хорошо. Не пей. Найди женщину, детишки у вас будут. Ты жить, говорит, должен, жить за двоих, за себя и за меня…» И тут перестала земля сыпаться на меня, и солнце я увидел, и небо. А она взглянула на меня в последний раз, улыбнулась и ушла.

- Проснулся я, - продолжал Николай, голос его звучал глухо и тоскливо, - и будто пелена с моих глаз спала, подумал: что же это я делаю с собой? Не простила бы меня Нина, не простила… Никому я об этом сне не рассказывал, не мог… Вот только тебе, потому что вместе мы были тогда, и потому, что знаю: ты тоже переживаешь. Володька и Виктор Борисыч, те, небось, забыли на следующий же день, а ты, я знаю, не забыл и мучаешься, как и я, хоть и вида не показываешь.

- Все, Коля, успокойся, – Максим не мог больше слушать, - не вспоминай. Вот возьми денег, возьми, пригодятся. Пойду я, Коля, пора мне. Рад был тебя повидать. Смотри, держись, не пей. Если что нужно будет, заходи, звони.

- Подожди, Макс, расстроил я тебя зря. Вижу, у тебя случилось что-то. Может, помощь моя нужна, ты только скажи, – Николай привстал.

- Нет, - Макс похлопал друга по плечу, - все в порядке, Коля, все в порядке…

Он чувствовал, что задыхается. Ему немедленно нужно было на воздух… Немедленно… То, что случилось с ними тогда в тайге не должно было снова повлиять на его жизнь и не должно было перечеркнуть ее, как в тот черный страшный день.

* * *

Слова Николая разбередили старую рану. Макс не хотел ничего вспоминать, не хотел думать о том, о чем запрещал себе думать все эти годы. Но воспоминания, тщательно заглушаемые много лет, теперь одно за другим возникли из небытия, в которое он отправил их когда-то, решив, что если не сделает этого, то сойдет с ума, не сможет жить дальше. И так же, как и много лет назад, его вдруг потянуло к той, что однажды уже смогла удержать его на краю, смогла утешить и успокоить, к той, что дала ему надежду, заставила поверить в будущее. Он был несправедлив к ней, предал ее, и это еще одно горькое, нестерпимо болезненное воспоминание.

Он опять гнал машину, забыв об осторожности. Ему хотелось одного - поговорить с ней, поговорить… Объяснить… Попросить прощения…