Зухра Сидикова - Стеклянный ангел

На поворотах электричка сбавляла ход, и вместо сплошной черной пелены на той стороне тусклого стекла проявлялись зыбкие силуэты деревьев, дрожащие пятна фонарей, мелькающие столбы. В темном зеркальном полотнище окна, словно вставленном в старую испещренную иероглифами раму, она видела себя — уставшее лицо, поникшие волосы. Девушка вглядывалась в свое отражение, и ей казалось, что оно словно струится на фоне деревьев, зыбкого тумана, наступающей ночи. Становилось жутковато, будто она находилась в каком-то незнакомом искривленном пространстве, и она оборачивалась, чтобы убедиться, что не одна.

Людей в вагоне было немного. Старик с какими-то тюками, корзинами и мешками, несколько рабочих, играющих в карты, юная влюбленная парочка, всю дорогу целующаяся взасос, мужчина в кепке, сидящий у самого входа, продавщицы, возвращающиеся с городской работы в супермаркетах и на рынках в свои крошечные хрущевки в пригороде.

На коленях у девушки лежал раскрытый журнал, она рассеянно перелистывала его, пытаясь читать, но ее то и дело отвлекал разговор двух женщин на соседнем сиденье.

Они говорили о том, что полиция никак не поймает серийного преступника, орудующего в округе вот уже несколько месяцев. Журналисты уже дали убийце зловещее прозвище — «Маньяк с последней электрички». Этот самый неуловимый маньяк нападал на одиноких женщин, возвращающихся домой, и стражи правопорядка уже давно признались в своем бессилии: не приставишь ведь по полицейскому ко всем бабам, которым вздумалось шляться по темноте.

— Вот он мне прямо так и сказал: «Нечего, говорит, тебе, Татьяна, ночами таскаться, возвращайся засветло».

— А я ему говорю: «Какое там засветло, если у меня работа в восемь кончается? Пока до вокзала доберешься, а потом сколько станций пилить?» Эх! Вот так и нарвешься на маньяка, пропадешь зазря.

— Ну почему ж зазря? — толкнула ее в бок приятельница, шепнула что-то на ухо, и они засмеялись, отворачиваясь друг от друга и краснея под толстым слоем дешевого тонального крема.

Девушка опустила глаза в журнал. С глянцевой страницы на нее смотрел известный актер, про которого писали тут же под фотографией, что он пьяница и дебошир. Длинным наманикюренным ноготком девушка начала сдирать краску с изображения, так, что скоро вместо красивого лица у актера осталось белое махристое пятно.

Наконец, объявили конечную. Девушка встала, одернула юбку, перекинула длинные светлые пряди волос на спину и пошла к выходу. Журнал остался лежать на сиденье, перелистываемый легким ветерком, залетевшим в открытую дверь из тамбура.

Прижимая локтем сумочку к боку, не оглядываясь, девушка торопливо пошла через небольшой парк, прилегающий к станции, по направлению к огням, мерцающим за лесопосадкой, в просвете которой одиноко чернела трехэтажка, построенная когда-то для семей железнодорожников.

Остальные сошедшие на конечной станции пошли совсем в другом направлении — к поселку, приветливо подмигивающему желтыми окнами домов.

Услышав за спиной шаги, девушка обернулась, и, слегка втянув голову в плечи, сильнее прижала к себе сумку. Следом за ней по темной, чуть освещенной тусклым фонарем, алее шел человек. Она узнала его. Это был тот мужчина в кепке, что сидел в электричке у самого входа. Она остановилась, прижала левую руку к груди, в которой гулко, поднимаясь к горлу, громыхало сердце, а правой что-то поискала в сумочке, которую так и не сняла с плеча.

Мужчина сделал шаг вперед. В темноте она совсем не видела его лица, и ей вдруг показалось, что кто-то просто сковырнул его ногтем.

Вокруг не было ни души. Только где-то очень далеко в сырой тьме осеннего сумрака захлебывалась судорожным лаем потревоженная собака.

— Пожар! Пожар! Помогите!

Сквозь тяжелый мутный сон Николай услышал отчаянный пронзительный крик.

Во сне он все еще был в гостях у соседей — на дне рождения хозяйки Анны Сергеевны. Руки и ноги его продолжали двигаться, он, словно плыл в мутной толще голосов, вскриков и ругательств, перед глазами его мелькали скалящиеся рожи, хохотала, белея мелкими зубами, пьяная Анна, потом картина сменялась, и он видел заплаканные глаза жены Лидии, хмурые лица детей. На мгновенье это возвращало его в реальность, он приподнимался на локте, силился открыть глаза, но вновь валился на подушку, не в состоянии удержать тяжелой головы.